Зміст статті

от Мугабе и Каддафи до императорского дворца в Токио

 

Посвящаетсяm супруге Верочке и дочерям Ане и Сане,
без любви и понимания которых я не достиг бытого, чего достиг

 

Мне предложили написать вступительное слово к этой книге. Все в этом мире — случай или предназначение судьбы. Моя встреча с Любомиром Врачаревичем произошла летом 1996 года в городе Сосновый бор. Стояла удивительная погода, это был конец мая, небо было голубым и безоблачным. Семинар проходил в большом школьном зале Любомир поразил меня своей плотной сбитой комплекцией, он походил на борца дзюдо. Тренировка началась очень интенсивной разминкой. Техника передвижения полностью отличалась от классического айкидо. Мастер вел тренировку на высоком подъеме внешних и внутренних сил. Любомир подходил к каждой паре занимающихся и доступно объяснял технику, которую показывал. Это отличалось от семинаров японских мастеров. После первой тренировки меня познакомили с Любомиром Врачаревичем. После второй тренировки мы долго беседовали об айкидо. Любомир очень много рассказывал, как он создал свое на правление реального айкидо. Я был поражен, как доступен был мастер, с ним легко было общаться, как бы насыщаясь его энергией. Для меня это была первая встреча с большим мастером.

Я хочу вернуться в 1995 год. В июне я привез свою группу в Санкт-Петербург на семинар японского мастера. Для меня произошло историческое событие - это знакомство с первым мастером реального айкидо Александром Ульяновым. Могу сказать, если бы не Александр то я не написал бы этих строк. Он меня и пригласил на первый семинар Любомира, где я познакомился с еще одним замечательным человеком Владимиром Касьянком. Встреча с этими людьми полностью изменила мою судьбу. Наши встречи на почве реального айкидо переросли в большую дружбу.

В то время я преподавал айкидо в городе Тверь. Общение с Любомиром подвигло меня перебраться в Москву и открыть в 1997 году первую секцию реального айкидо.

Подводя итог, могу сказать что я обрел учителя которого и не надеялся найти. Трудно было стать учеником, так как я сам преподавал 15 лет и 5 лет из них — айкидо Мне пришлось много поработать над своим эго, многое менять в себе, доверившись учителю и следуя его учению. Созданное мастером реальное айкидо заслуживает уважения. А упорство и сила воли Любомира позволяют ему донести до аудитории всю разработанную технику. С первого взгляда Люба суровый человек – боец. Но когда с ним сходишься ближе, он открывает частицу своей души и все меняется Видишь, что перед тобой мудрый мужественный человек но с душой ребенка. Я видел, как дети тянутся к нему и он никого не обходит вниманием. Любомир любит их и понимает. Эта взаимосвязь одна из важных черт мастера.

А книга эта - документальный рассказ о жизни замечательного человека и большого мастера. Я думаю что мои друзья Александр Ульянов и Владимир Касьянок подпишутся под этим вступлением.

ГЕННАДИЙ СУДАКОВ 2 дан г Москва

 

Во время моей работы в Посольстве Ливийской Джамахирии в Белграде я познакомился с семьей Врачаревич. Наблюдая за отличными результатами достигнутыми в обучении реальному айкидо и джиу-джитсу, я достаточно оказал содействия в том, чтобы Любомир Врачаревич с супругой Верой был направлен для обучения спецотрядов Ливийской армии и телохранителей Президента Ливийской Джамахирии Муоммар эль Каддафи.

Работая три года очень напряженно и успешно Любомир Врачаревич получил высочайшее признание от Верховного командования Ливийской армии.

Все то что он пережил, проводя это специфическое обучение, Любомир Врачаревич внес в эту книгу, которую рекомендую всем заинтересованным, так как убежден в том, что в мире мало людей, обладающих таким знанием и искусством в области самообороны, какое имеется у автора этой книги.

ИМГАДА ШЕРИФ САДИ

полковник Ливийской армии

 

Представить Любомира Врачаревича, мастера айкидо и джиу-джитсу, обладателя восьмого дана, — одновременно и легкая, и трудная работа. Легкая — так как об этом человеке и спортсмене, вклад которого в развитие боевых искусств и в педагогическую работу в нашей стране как с самыми младшими, так и со старшими, несомненно, огромный, можно говорить только похвально. Тяжелая — потому что почти невозможно полностью описать, что этот мастер сделал для обучения отрядов специального назначения в Югославской армии, в той, которая занимала территорию от Воеводины до Адриатического моря, или в обучении специальных отрядов полиции.

Любомир — один из пионеров семьи «белых кимоно», но может быть, и единственный, который располагал силой, желанием и прежде всего умением перенести самоотверженно то, что выучил, на тысячи своих учеников по всему миру.

Дорога, пройденная мастером Врачаревичем с того дня, когда начинался «путь боевых искусств», прежде всего айкидо и джиу-джитсу, до входа в императорский дворец в Токио, была тяжелая и тернистая. Такой путь безропотно, часто жертвуя собой и своей семьей, мог пройти только высокоорганизованный, настойчивый и самолюбивый человек.

Периодически работая вместе в течение двадцати лет нашего знакомства, я понял, что в Любе есть что-то пленяющее людей, окружающих его, что заставляет его учеников до изнеможения повторять вместе с ним движение за движением, технику за техникой, добиваясь совершенства. Только такой учитель мог быть инструктором молодых спецназовцев, не только в нашей армии и полиции, но и в Ливии, Зимбабве, бывшем СССР - и Бог еще знает где.

Книга «Я обучал телохранителей - от Мугабе и Каддафи до императорского дворца в Токио», которую я прочитал, когда она еще готовилась к изданию, подтвердит все мною сказанное. Надеюсь, что это будет не последняя книга этого жанра и автор предоставит нам возможность «заглянуть» в те уголки земного шара, в которых побывал, работал и, что самое важное, оставил глубокий след о себе и о Югославии.

 

Капитан-лейтенант, преподаватель МИЛАН ВУКЕЛИЧ,

старший тренер по дзюдо, черный пояс 3-й дан,

и джиу-джитсу 5-й дан.

г. Бечград, октябрь 1994 года.

 

 

ЖИЗНЬ, ПОСВЯЩЕННАЯАЙКИДО

«Кто он, Любомир Врачаревич?» — спрашивал я себя, когда двенадцать лет назад отвел моего сына, тогда восьмилетнего мальчика, на тренировку. Это вопрос задаете себе и вы, когда открываете эту книгу/ Пока вы читаете страничку за страничкой, я вам скажу, что это наш самый известный айкидока, человек, посвятивший всю свою жизнь изучению айкидо и джиу-джитсу.

Любомир Врачаревич родился в городе Вараждин 6 мая 1947 года, в день святого Георгия Победоносца. Именно этот факт и определил жизненный путь Любы Врачаревича - путь воина.

Когда в неполных двадцать два года Люба начал изучать айкидо, вероятно, он и не верил, что закладывает фундамент до того времени малоизвестного у нас боевого искусства. По мере того как Врачаревич развивался, основы этого искусства в нашей стране становились все более крепкими.

Около двадцати пяти лет разъезжал Врачаревич по всему миру, учился у самых известных мастеров айкидо и джиу-джитсу, бескорыстно передавал полученные знания и опыт всем тем, кто к этому искусству подходил с открытым сердцем и всей душой.

Итак, когда я познакомился с ним двенадцать лет назад, он уже был известен среди поклонников боевых искусств. То, что он первым пошел по дороге айкидо, что он показал себя большим педагогом, особенно в работе с самыми маленькими, вызвало мое любопытство журналиста, и я взял у него несколько интервью. Таким образом, я узнал почти все, что можно и что надо знать о нем.

Основатель айкидо, легендарный мастер Морихей Уешиба умер как раз в тот год, когда Врачаревич решил пойти по дороге айкидо, когда отважился двадцать пять лет скитаться по миру - учить, тренировать, стремясь к чему-то новому, чему-то своему. Сегодня он мастер айкидо и джиу-джитсу, обладатель черного пояса восьмого дана, основатель и президент Всемирного Центра Реального Айкидо, капитан национальной сборной по айкидо, член Европейской Будо Академии, член Есинкан Федерации в Японии.

В том далеком 1968 году случилось что-то, что заставило Любомира Врачаревича принять важное жизненное решение. Когда он с другими ребятами следил за порядком в танцевальном зале, несколько хулиганов затеяли драку, и одному из них удалось ножом поранить Врачаревича. В ту ночь Любомир решил, что больше никому не удастся его ударить.

- Я выбрал айкидо, так как это было новое искусство, занимающееся исключительно самообороной. Я и несколько человек, занимавшихся некоторое время дзюдо, начали постигать технику айкидо, - рассказывал мне Люба.

Ему было мало того, что он мог выучить вместе с остальными, его не могли остановить ни растущая популярность, ни все большее количество молодых приверженцев. Он желал большего. Гораздо большего!

- Мне повезло, - говорил он, - что уже на первом году один из самых больших мастеров айкидо, учитель Хироши Тада, приехал в Италию, в Рим, чтобы провести семинар. Я собрал немного денег, чтобы хватило на питание; проживание и участие, и помчался в Вечный город.

Семинар продолжался пятнадцать дней, и Люба каждый день первым входил в тренировочный зал и покидал его последним. Было в этом что-то «настоящее», как он мне не раз повторял. Сразу по возвращении в Белград, он основал клуб айкидо.

Любомир с нетерпением ждал, когда же сенсей Хироши Тада снова будет проводить семинар в Риме, чтобы поехать туда еще раз.

Тогда, после второго семинара в Италии, он сам приглашает больших мастеров айкидо Хироши Тада и Тошио Немота приехать в Югославию и посетить в Белграде айкидо-клуб, первый в стране. Семинары в Югославии продолжались три года подряд. «Популярность айкидо стала распространяться за пределы Белграда, — вспоминал Врачаревич. — Начали поступать первые приглашения организовать клубы в других городах. Это была самая трудная часть моей работы. В это время мне приходилось действовать одному. По субботам и воскресеньям я ездил из города в город, основывал клубы, находил талантливых парней, чтобы как можно скорее сделать из них своих помощников. Одновременно с этим я продолжал постоянно тренироваться айкидо и джиу-джитсу».

Десяток лет прошел быстро. Имя Любомира Врачаревича стало синонимом нового, все более популярного вида боевого искусства. В свою очередь свою популярность он использовал для популяризации айкидо.

Настойчиво работая Люба в 1972 году первым в Югославии получил диплом квалифицированного тренера по айкидо. В то время он уже основал двадцать клубов и обучил столько же ассистентов, которые в его отсутствие работали с многочисленными учениками.

Возросший интерес к этому боевому искусству привел к тому, что определенные круги общества обратили внимание на молодого мастера Врачаревича. Иными словами, им заинтересовались люди из специальных военных и полицейских подразделений. Вскоре Любомир закончил военную пехотную школу, и ему было присвоено звание офицера запаса. В 1978 осуществилась самая большая мечта в его жизни — он посетил Японию, побывал в Токио.

«Моя первая встреча со Страной восходящего солнца была и осталась незабываемым приключением. Три месяца я пребывал в Токио и посетил сенсея Кишомару Уешибу, сына основателя айкидо. Ежедневно по несколько часов я тренировался со всеми мастерами, которые в течение дня проводили тренировки. За три месяца я действительно много выучил, много узнал нового, и, что самое главное, понял то, что должен создать свой стиль, найти свой собственный путь, так как имитировать японцев, несмотря на то что они большие мастера, было бы для меня простым подражанием, не более того. По возвращении в страну я понял, что айкидо переживает настоящую экспансию».

Начали поступать приглашения из заграницы. У всех было желание, чтобы Врачаревич продемонстрировал новое искусство, основал клуб, обучил их.

«Я сам не мог поверить в то, что происходило, — признавался Люба — Начал с Европы. Первый клуб основал в Венгрии. Затем в Болгарии, Швейцарии, Австрии, Германии. Греции, Румынии...»

События как лавина догоняли одно другое, численность клубов головокружительно росла, и Люба все чаще и чаще отсутствует дома.

В 1985 году со своими ассистентами, Люба основывает Союз айкидо Югославии. Они не присоединились ни к одной из существующих мировых федераций. Люба объяснил это следующим образом:

«Я просто не желал привязываться только к какому-нибудь одному японскому мастеру, я и мои ученики хотели учиться у каждого, кто был мастером айкидо, кто мог приехать в Югославию и показать нам что-то новое. Приглашал я многих известных мастеров. Мастер Шимицу, обладатель черного пояса, восьмой дан, приезжал к нам десять лет подряд. У него я перенял все, что могло пригодиться мне и моим ученикам».

То, что было важно Любомиру с первых шагов, с первой встречи с сенсеем Хироши Тада, с мастерами в Токио, - это найти свой стиль. Тогда-то и родилось реальное айкидо. Официально Люба оформил его в 1993 году, создал Всемирный Центр Реального Айкидо.

«Таким образом, я исполнил свой обет, который давно дал самому себе. Создал что-то новое, что-то другое. Реальное айкидо не отходит от главных принципов японского айкидо. Ни в коем случае! Просто изучая на протяжении двадцати пяти лет это искусство, наблюдая за выдающимися мастерами, я перенял все те техники, которые, с моей точки зрения, могли бы быть применимы в реальной жизни, в настоящей самообороне, исключая философский аспект айкидо.

Безусловно, каждый занимающийся айкидо должен знать определенный набор понятий: что такое дан, что такое ки, что дзен -это путь, но все это принадлежит Японии и японцам. Мы на Балканах, в остальных странах Европы, да в любом краю земного шара, не можем сразу думать, как японцы, жить, как они. Таким образом, я сделал отбор техник и добавил к ним определенное число собственных вариаций - как раз это и есть реальное айкидо», - говорит Люба.

Точка зрения Любы принята сразу в пятнадцати странах мира, более чем в восьмидесяти клубах. Чтобы эти две цифры стали более наглядными, скажу вам, что в этих восьмидесяти клубах тренируются более 30 000 человек.

Деятельность Любомира не ограничивалась только организацией клубов, его начали привлекать к обучению спецотрядов.

Работа со спецотрядами армии и полиции, при демонстрации техники не только айкидо, но и джиу-джитсу, тоже не прошла незамеченной.

«В 1980 году айкидо привело меня и в специальные подразделения Зимбабве, и с января 1980 года до середины 1982 года я обучил весь состав госбезопасности Зимбабве и телохранителей президента Роберта Мугабе. Сразу после окончания этой работы я получил приглашение и от верховного командования Ливийской армии. Меня пригласили обучать телохранителей президента Каддафи и спецотряды Ливийской армии».

Тема данной книги - именно этот период жизни и работы мастера Любы Врачаревича. Из этого рассказа вы узнаете кое-что, что даст ответ на ваш вопрос: кто такой Люба Врачаревич?

Хочется также сказать вам, что все члены семьи Врачаревича — супруга Верочка, дочери Саня и Аня — поклонники айкидо. Могло ли быть иначе? Предоставляю вам подлинный рассказ о работе Любомира по обучению телохранителей двух президентов и спецотрядов их армий и полиции, приглашаю вас поискать в своем городе клуб айкидо и убедиться, что это именно тот вид боевого искусства, который выработает у вас уверенность в себе, самодисциплину, надежность, поможет вам при встрече с противниками избежать нежелательных последствий. При этом надо думать о словах Любомира, что в айкидо слабые становятся сильными, а сильные благородными».

БОЖИДАР БЕКОВАЦ

г. Белград, 6 мая 1994 года

 

ХРОНОЛОГИЯ

Даже придерживаясь строго хронологического порядка, трудно перечислить все то, что мастер Врачаревич сделал в течение длительной двадцатипятилетней работы. И поэтому читателю легче будет проследить путь Любомира в айкидо по десятилетиям.

В 1968 году Любомир основал клуб айкидо «Первый Врачар» в рамках «Клуба боевых искусств» в «Спортивном центре Врачар». До 1978 года основал клубы в городах Младеновац, Вршац, Чачак, Новый Сад, Битоль, Титоград, Неготин, Лебан, Сомбор (все в течение 1969 года).

В 1974 году основал первый клуб за границей, в Венгрии Потом в Австрии, Швейцарии, Болгарии.

В 1982 году Ливия, Марокко, Чад.

В 1986 году Германия, Швейцария, Австрия, Венгрия, Греция, Болгария.

В 1988 году СССР - Сибирь, Украина, Казахстан, Белоруссия, Киргизстан.

С 1968-го по 1978 год Врачаревич провел большое количество семинаров в стране и за рубежом, организовал и провел девять национальных семинаров. В то же время сам принял участие в девяти международных семинарах и три месяца пребывал в Японии.

С 1975-го по 1978 год провел пять международных семинаров в Европе.

С 1978-го по 1988 год организовал десять национальных и двенадцать международных семинаров в Югославии, Европе и Африке. Тогда же он сам организовал и провел семинар по просьбе Европейской Будо Академии.

С 1988-го по 1994 год организовал и возглавил девять национальных и двадцать четыре международных семинара в своей стране, Греции и Азии.

В течение четверти века долгой и плодотворной деятельности мастер Врачаревич получил многочисленные признания экспертов. Прежде всего это восьмой дан по Айкидо, затем диплом тренера сразу по трем дисциплинам айкидо, джиу-джитсу и дзюдо, заслуженный мастер спорта Украины, постоянный член международной федерации Есинкан, постоянный член международной федерации Айкикай, президент союза айкидо Югославии и тренер сборной команды айкидо Югославии. И конечно, основатель и президент Всемирного Центра Реального Айкидо.

Из огромного числа отличий, признаний мы перечислили наиболее значимые.

В знак благодарности за обучение спецотрядов, а также собственных телохранителей специальные признания благодарности ему вручили президенты Роберт Мугабе и Муоммар эль Каддафи, от министра внутренних дел России он получил два ордена за достигнутые результаты в обучении спецотрядов милиции.

В Белграде он награжден почетной наградой - плаке, за достигнутые успехи в развитии спорта.

16 февраля 2002годаЛюбомируВрачаревичуприсвоен 9 дан.

 

ПАНТЕРЫИЗЗИМБАБВЕ

ЗОВ

Был конец сентября 1979 года. На моем рабочем столе лежал законченный журнал работы с последней группой людей, которые работали как сопровождающие и телохранители наших послов по всему миру. Сейчас численность тех, кого я обучал профессии телохранителя, возросла еще на 150 человек После этой работы я хотел отдохнуть, верил в то, что сейчас настало время передышки, время для семьи, для друзей. Я обещал это супруге Верочке и самому себе, но у нее как будто было какое-то предчувствие, она только с сомнением кивнула головой и улыбнулась своей загадочной улыбкой, которая как будто говорила. «Давай посмотрим на это чудо».

И как это обычно бывает, чуда не случилось.

Этот Новый, 1980 год был настоящим, зимним, снежным, и дул северно-восточный дунайский ветер. Я посидел дома несколько дней и пошел проведать учеников и ассистентов в клубе на Врачаре. Это был клуб, который я основал первым и был особо к нему привязан. В клубе все было в порядке. Я мог предоставить заботу и о клубе и об учениках своим ассистентам. Что касается остальных клубов по всей Югославии, я решил, что не обязательно посещать их, и переговорил по телефону со своими заместителями.

Казалось, все пахнет отдыхом и передышкой.

Однажды в первые дни после праздника, когда Верочка и я сидели в теплой комнате и разговаривали, зазвонил телефон. Было десять часов утра, и позвонить мог любой человек.

— Любомир, это тебя, - сказала Верочка, подняв трубку - Из Генштаба, - добавила она, отвечая на мой любопытный взгляд.

«Конечно, кто-то из моих знакомых, который опоздал поздравить нас с Новым годом,» — подумал я прежде чем ответить.

— Любомир, подождите минутку, вас вызывает генерал, — сказала мне секретарша.

«Его вызов, конечно, не был частным», — догадался я прежде чем услышал хорошо знакомый мне голос.

— Здравствуй, как ты.

— Хорошо.

— Слушай, мы выбрали и рекомендовали тебя людям из госбезопасности Зимбабве. У нас в Бубань Потоке находится одна их группа на обучении. Завтра приедут за тобой. Поезжай туда и обо всем договорись.

Коротко и ясно. У меня даже не было времени задать вопрос - а генерал уже прервал связь. Тогда я сообразил, генерал знал, что я, конечно, соглашусь с предлагаемой работой. Кроме того, за моими плечами была проделанная работа со спецназовцами ЮНА, полицией, людьми из госбезопасности - работа на протяжении шести лет. Больше всего меня интересовало, почему выбрали именно меня. Кто будет еще? Дзюдоисты? Каратисты?

Я продолжал стоять у телефона из которого были слышны монотонные гудки, когда Верочка подошла ко мне, взяла трубку из моей руки и вернула ее на место.

— Ты никогда не угадаешь! Представь, я должен работать с парнями из Зимбабве.Боже мой! Я даже не знаю, где эта страна находится, — сказал я, все еще смущенный вызовом.

— Когда начнешь работать? — спросила Верочка вместо комментария.

— Завтра за мной приедут. Парни находятся в лагере в Бубань Потоке. Еду договариваться . А как ты узнала, что я соглашусь?

Верочка только улыбнулась и махнула рукой. И пока она переворачивала страницы книги и искала место, на котором только что остановилась, я пошел разглядывать карту. Поводив пальцем справа налево, я опускался все больше на юг. Слово «Зимбабве», более мелким шрифтом в скобках было написано «Родезия».

— Смотри! Нашел! Зимбабве в Родезии! — сказал я жене, как будто открыл Америку.

— Хочешь сказать, что Зимбабве — бывшая Родезия- спросила моя Верочка, не упустив возможности уколоть меня.

Я сделал вид, что не заметил укола. Я представлял себе парней, которые приехали из далекого Зимбабве, с другого конца планеты, и сейчас ждут, чтобы их обучили и помогли стать профессионалами, овладеть искусством, о котором они даже не слышали, чтобы завтра своими знаниями и жизнями они могли сберечь представителей государства, безопасность страны.

Как я уже рассказывал, целых шесть лет я работал в Сербии, Черногории, Словении и Македонии и с солдатами, и с полицейскими У меня был опыт в работе со спецназовцами. Конечно, я точно знал, чему надо обучить парней в Зимбабве. Я думал обо всём: какие они, как выглядят, какой у них склад ума? К какому отношению они привыкли, когда речь идет о дисциплине, как работать по схеме «учитель - ученик», «старший - младший»? Знают ли они хотя бы английский язык или мне придется общаться с ними через переводчика?

Вопросов было много, но ни одного ответа. В субботу в первой половине дня за мной заехала машина из комендатуры и я, сопровождаемый одним капитаном, поехал на окраину Белграда. Быстро выехали на автомагистраль, оставив позади занесенные снегом улицы города. Солдат, управляющий нашей «Ауди-80», был знатоком своего дела, и наша машина легко проходила все препятствия. Проехали Конярник, и вскоре мы выехали из города. До Бубань Потока осталось всего двенадцать километров, а для такой машины, как наша «Ауди», это был пустяк. Мне показалось, что двигатель даже еще как следует не прогрелся, а мы уже стояли возле шлагбаума на входе в лагерь. Капитан покинул машину и пошел к дежурному офицеру. От нетерпения и я вышел из машины и прохаживался перед КПП. Капитан вскоре вернулся, сказал, что все в порядке, и мы пошли пешком, хотя до первых бараков оставалось еще 300 метров. С каждым шагом волнение и любопытство возрастали. Повсюду была тишина. Учения офицеров запаса, проводимые весь год, сейчас были прерваны, и лагерь выглядел пустым. Кроме дежурного состава регулярной армии, больше никого не было. Солдаты, которые сейчас находились в лагере, старались побыстрее закончить свои дела и вернуться в тёплые помещения.

За каждым бараком я ожидал увидеть своих будущих учеников, но капитан продолжал идти всё дальше и дальше не останавливаясь. Тогда я увидел одного из учеников.

 

ВСТРЕЧА

При первой встрече меня ожидал первый сюрприз. На встречу к нам вышла темнолицая статная девушка в военной форме. Поприветствовала капитана, а затем, когда он её мне представил, обратилась ко мне на английском языке.

- Нуамбая Фридом, капитан армии Зимбабве. Группа уже в зале. Ждет вас.

Несмотря на военное обращение и жесткость в голосе я почувствовал, что она взволнована почти так же, как и я.

Она повернулась на каблуках и пошла перед нами. Когда мы подошли к тренировочному залу, до моих ушей донеслось какое-то пение и, клянусь, звуки тамтама. Я бросил беглый взгляд на сопровождающего, но он только пожал плечами, попрощался с капитаном Нуамбаей и ушёл по своим делам.

Капитан Нуамбая открыла двери тренировочного зала и пропустила меня. В зале был полумрак, и мне сначала едва удалось разобрать какие-то силуэты. Посередине помещения тридцать темнолицых парней образовали круг и, обняв друг друга, пели непонятную мне песню, слова которой я слышал неясно и совсем не понимал. Они ударяли босыми ногами о пол в такт африканским барабанам.

Я не знал, как реагировать, так как не знал, что обозначают все это пение и топанье.

Поэтому я решил немного подождать. Однако после нескольких минут ожидания обратился к капитану Нуамбая.

— Сколько это будет ещё продолжаться? Нам надо работать.

Она отреагировала так, как будто только что очнулась от транса.

— Нет, сэр, мы не можем их прерывать. Это наш ритуал. Так мы подготавливаемся для тренировки, - ответила мне девушка шепотом, не переставая при этом качаться в ритм музыке.

Мне некуда было деваться, и я ждал, пока это все не кончится. Ритуал продолжался целых пятнадцать минут. Все они обливались потом. Когда мои ученики выпрямились, я увидел, что они идеального телосложения, высокие и сильные, и мне стало ясно, что их отбор прошел в жесткой конкуренции.

Я им представился и вкратце объяснил, что такое айкидо и джиу-джитсу. Они молчали. Так закончилась наша первая встреча. Перед расставанием я попросил капитана Нуамбая, чтобы впредь до моего прихода группа закончила с ритуалом, чтобы не тратить на это время тренировки. Группа продолжала молчать. Капитан Нуамбая только кивнула головой:«Да, сэр», и это был весь её комментарий. Попрощавшись, я вышел из зала.

Здесь я должен вам кое-что объяснить. Мне не мешали их ритуал, их пение и танцы. Больше того — я мог подождать, пока это все закончится, ведь они к этому привыкли и для них это имело большое значение. Но важно было то, чтобы они в самом начале поняли, что мои слова и моя воля должны уважаться, пока я буду проводить их обучение. Здесь речь шла об особом виде дисциплины, совсем отличной от той, к какой они привыкли в армии.

Уходя, я почувствовал, что получил именно такую группу, о какой можно было только мечтать. Их физические данные давали мне гарантии, что они будут в состоянии выполнить все упражнения. Одним словом, они были прирожденные бойцы.

Остаток дня, как и следующий, я провел, подготавливая журнал работы, выбирая упражнения для разогревания и для первых шагов в айкидо и джиу-джитсу. Выбрал с десяток упражнений из категории самых сложных. Несмотря на то что я высоко оценил парней и девушек, я должен был в этом убедиться. В нетерпении ждал я первого рабочего дня, чтобы вновь встретиться с ними.

В понедельник, когда я прибыл в лагерь, то увидел их перед тренировочным залом. Они вели себя, словно маленькие дети: бросали друг в друга снежкам, опрокидывали друг друга в глубокий снег, прыгали в сугробы.

Я догадался, что это их первая встреча со снегом, и специально замедлил шаг. Полюбовавшись этим зрелищем, я подумал: кто бы мог догадаться, что вот эти парни и девушки входят в состав госбезопасности и телохранителей президента.

Как только они меня заметили, то, не дожидаясь приказа Нуамбаи, выстроились в шеренгу. Для меня это было лучшим знаком их готовности принять меня и оказать должное внимание. В зале они проделали без затруднений все те упражнения, которые я для них отобрал. И как они их сделали! Я был удивлен. Восемь девушек, которые были членами команды, ни на йоту не отставали от мужчин. Более того, как показало время, они оказались самыми сильными в команде.

Они действительно прогрессировали. Представьте себе, каково мне было чувствовать себя учителем певоклассных учеников! У них была жажда знаний, и они не могли дождаться, когда же я покажу им новый прием, технику, движение... Уже тогда я был полностью уверен, что под конец полуторагодичного обучения они будут способны безупречно выполнить любое задание.

В самом начале я не знал, какие из боевых искусств они раньше изучали, а если и изучали, то как? Но в любом случае, еще на первой тренировке я заметил: то, что я им показываю, для них ново и неизвестно. Это было хорошо. Таким образом, я мог легче вложить в их сознание все то, что они учат, что должно служить прежде всего для защиты жизни другого. Это как раз было самым трудным. Обычно человек занимается айкидо, джиу-джитсу и другими видами боевых искусств для самообороны. Моя же работа была направлена на другое: выучить этих парней и девушек этим же боевым искусствам, но с другой целью - для охраны чужой неприкосновенности.

К счастью, эта команда обладала природным талантом для профессии, которой себя посвятила. По окончании первого месяца они были в состоянии сделать многое из того, что я планировал давать им только через три-четыре месяца.

И самое главное — ни на мгновение я не видел в их глазах, на их лицах выражения скуки, пресыщения и тому подобного. Напротив, их большие черные глаза впитывали каждое моё движение. Как только я показывал им какое-то новое движение, они спешили сами проделать это. Когда проходили три часа тренировок, я видел в их глазах какую-то грусть, желание, чтобы тренировка продолжалась ещё и ещё.

 

ПОКЛОН

Однажды, проработав месяц, я приехал в лагерь после обеда, около пяти часов. Двор был покрыт снегом, так как прошлой ночью снег валил хлопьями. Вершина горы Авалы купалась в новом белом снегу. Был февраль, было холодно, так как дул северо-восточный ветер с Дуная.

Я был удивлен, когда увидел, что окна тренировочного зала открыты. Я знал, насколько мои ученики теплолюбивы, и остановился от удивления.

Капитан Нуамбая Фридом, увидев меня, пошла мне навстречу.

После приветствия сказала, что группа готова к тренировке. Я кивнул и хотел уже пойти в зал, когда она меня остановила и показала на открытые окна. Четко скомандовала на их языке. В тот же момент через открытые окна начали вылетать мои ученики. Они были похожи на черных барсов, перескакивающих через препятствия в погоне за добычей. Зрелище было настолько красивым, насколько и невероятным. Окна были приблизительно в полутора метрах от земли, а мои ученики пролетали через рамы окон где-то посередине. Это были самые красивые кувырки, которые я когда-либо видел. Поверьте мне, такие кувырки могут сделать только лучшие из лучших и только в зале на коврах. А они их делали на снегу, на замерзшем бетонированном покрытии. Как только кто-то из них вылетал, он сразу же вставал и становился в шеренгу. Последний из них, сделав прыжок, быстро встал в шеренгу. Наступила тишина. Они все смотрели на меня во все глаза, как будто спрашивали: ну как?

Несколько мгновений я стоял охваченный двойным чувством — восхищением и смущением, не зная, что сказать. Тогда я отреагировал единственно возможным способом: поприветствовал их и улыбнулся. Не знаю, поняли ли они эту улыбку как знак одобрения и восхищения, но мне так показалось, потому что их глаза вдруг засияли радостным блеском.

Следует упомянуть, что моя работа заставляла меня держаться немного на дистанции от этих парней и девушек. Но не потому, что я этого желал. Таков был приказ начальства: «Вы будете обучать их всему тому, что знаете сами, и только. Избегайте близких контактов».

И хотя это не было свойственно моей натуре, мне пришлось согласиться.

Я стараюсь придерживаться в обучении людей другой методики: пытаюсь полностью войти в их доверие, предоставляю им возможность узнать меня. Работая двадцать шесть лет во всех уголках земного шара, я убедился, что такой стиль работы предоставляет больше возможностей добиться успеха, чем высокомерие и сдержанность. Но мои ученики приняли меня чистосердечно и были в состоянии сделать всё, чтобы меня не разочаровать. Благодаря такому отношению они «росли» и в айкидо, и в джиу-джитсу.

Несколько раз к нам приезжали комиссии с целью проверить, как я работаю с группой. Уезжали, изумленные увиденным, и постепенно стали забывать про свои слова о «строгости», «сдержанности». Чувствовали это и мои воспитанники, не скрывая при этом удовольствия. С этого времени тренировки не заканчивались строго по часам, напротив, как будто тогда, после окончания, и начиналось всё настоящее. Они просили меня через Нуамбаю Фридом показать ещё что-нибудь, какую-нибудь новую технику, что-то из того, чего не было в программе. Радовались, когда я показывал им способы обороны от одного, двоих или от толпы нападающих. Всё чаще просили рассказать что-то о происхождении айкидо, о его создателе Морихей Уешиба, о том, как работают японцы...

 

ДЕВУШКИ

Хочется особенно подчеркнуть, что восемь девушек из этой группы представляли собой нечто исключительное. Через мои клубы прошли сотни и тысячи представительниц прекрасного пола или, как мы любим говорить, «слабого пола». Работая с ними, я убедился в том, что даже самые лучшие и храбрые, несмотря на природную ловкость, гибкость, приложенные усилия и настойчивость, всё-таки отставали от мужской части группы.

Просто дело здесь было в различиях психофизической конституции.

Это относилось ко всем, кроме девушек из команды Зимбабве. Они не только не отставали в любом отношении от мужчин, но и были во многих случаях более взрывными, быстрыми, даже более опасными. Это на своей коже ощутили парни, с которыми те отрабатывали приёмы.

С трудом их можно было отличить от мужской части команды. У всех были короткие курчавые волосы, сильно развитое телосложение и «мужская» осанка. Могу вам сказать, что и самый отличительный атрибут женственности - бюст был скрыт широкими тренировочными костюмами. Только тогда, когда они начинали говорить или ходить после тренировки, было видно: кто мужчина, а кто - женщина.

После обязательных упражнений, они первые просили показать ещё что-нибудь, проработать с ними какую-нибудь технику. Поверьте мне на слово, что я действительно начинал страдать. Эти девушки не знали нашей прирожденной стыдливости. Они были близки природе и ничего не скрывали, менее всего: чувства и инстинкты. Я чувствовал огромные электрические разряды при каждом прикосновении к их рукам, ногам, телу. Эти разряды пробивались из их молодых тел, ударяя почти физически.

Всем очень хорошо известен тот необъяснимый феномен в отношениях учитель — ученица, та доза увлеченности, которую девушки чувствуют к своим учителям. Это я и сам испытал много раз, в любой школе, в любой части мира. На этот случай у меня всегда была в запасе «оборона», которая не могла повредить моим ученицам. Сейчас эта «оборона» не срабатывала. Их глаза горели, как звезды ночью, и в полутьме спортивного зала в Бубань Потоке этот блеск казался более сильным. Тайком бросал я взгляды на мужскую часть команды, стараясь заметить скрытый знак ревности, так как не знал, существуют ли симпатии между ними, может быть, кто-то кому-нибудь жена, муж, близкий родственник... Но я ничего не замечал. Сегодня, когда я думаю об этом, всё больше уверен, что мои дилеммы и страхи были только во мне. Мои ученики и ученицы были предоставлены своим чувствам, и им ничего не казалось странным.

 

ВЫЛАЗКА

Время проходило чрезвычайно быстро. Несмотря на то что я был перегружен дневными обязательствами, договорами и посещениями клубов по всей стране, я с нетерпением ждал встречи с группой из Зимбабве. Теперь я знаю почему.

Просто все они были моими учениками. Моим самым большим успехом Это всё объясняет. Каким бы усталым я ни возвращался вечером домой, я всё равно анализировал всё то, что прорабатывал с ними в течение этого дня. Показал ли я им всё то, что было необходимо, был ли я достаточно открытым - прежде всего поняли ли они всё это правильно? В конце концов, я понял, что мучаю и обременяю себя без надобности. Просто, преподавание и восприятие были обоюдными, максимальными.

Быстро прошла зима, и моя близость с командой достигла самого высокого уровня. Они мне безгранично доверяли. Это было видно на каждом шагу. Спрашивали меня обо всём, принимали мои ответы без проверки.

В ту весну произошло событие, о котором я буду помнить всю жизнь. Несмотря на хорошее размещение, отличное питание и выдающихся учителей, мои питомцы всё-таки были «заключенными» лагеря в Бубань Потоке. Так как это были молодые люди, я был убежден, что пребывание в лагере не отличается от пребывания в тюрьме. Много раз мне приходила на ум идея забрать их и повезти куда-нибудь: на экскурсию, прогулку, просто прогуляться... И тут же я вспоминал жёсткие армейские порядки и терял охоту. Но так как наши отношения становились всё более дружественными, я окончательно решил вывезти их из лагеря.

С большими трудностями, с обиванием порогов у высшего военного начальства я получил разрешение повезти их с собой на экскурсию в Белград.

Была весна, самая красивая пора. Много красоты и тепла. Я всегда себе задавал вопрос, почему людям нравится апрель в Париже, когда у них дома то же самое и иногда даже более красиво: Монмартр, Булонский лес, Елисейские поля... Разве у нас нет Ска-дарлии, Топчидер, Сеняк, Обиличев венац, берега Савы и Дуная, Калемегаден...

Мы уселись в военный автобус и поехали в город.

Девушки и парни вели себя, как маленькие дети. В начале поездки мы поехали в Ска-дарлию, в самый центр Белграда. Все были любознательны и впитывали в себя окружающее. С Обиличева венаца смотрели на реку Саву... Самым привлекательным зрелищем для них были витрины магазинов, и я решился провести их до универмага «Белград» в самом центре города. Девушки радостно вскрикнули. Но когда мы вошли в универмаг и поднялись на второй этаж, я заметил, что у меня не хватает половины группы. Как сквозь землю провалились! Зря я вытягивал шею, поднимался по ступенькам, смотрел во все стороны над головами покупателей и полками с товарами. Мои парни исчезли. Я вызвал капитана Нуамбаю, сказал ей, чтобы она с остатками команды подождала меня здесь на месте, и поспешил по ступенькам на первый этаж. Никого там не было. Выбежал на улицу. Я должен был их заметить, несмотря на то что улицы Белграда всегда были полны народа. Опять никого не видно. Почувствовал, что всё больше и больше нервничаю. Я отвечал за этих парней, взял их под свою личную ответственность. Мне казалось, что я слышу яростные крики офицеров, которые меня ругают, ругают...

Тут я обратил внимание на большую рекламу, на которой была нарисована большая, полная кружка пива. Автоматически я пошел к пивному бару «Васина».

Они сидели возле самого большого стола, поверхность которого была покрыта пустыми кружками, смеялись и шумели. Почувствовав облегчение от того, что я их нашел, я тут же взбесился. Когда они посмотрели на меня, как провинившиеся ученики, пойманные учителем с первой сигаретой, моя ярость утихла. Наполовину выпитые кружки вернулись бесшумно на стол. Все в упор смотрели на меня. Что я мог сделать?

Они были молоды. Месяцами были заключены в казарме, без возможности немножко согреться спиртным и получить хотя бы такое удовольствие. Наконец я понял, что сердился потому, что в действительности беспокоился за них, а не потому, что они пили пиво.

Я присел к ним, заплатил, и мы вернулись к автобусу. Приказал водителю проехать под крепостными стенами Калемегадена, возле впадения Савы в Дунай, затем проехать в Международный выставочный центр и через Дедине вернуться обратно в лагерь. У меня было желание, чтобы они увидели хоть часть Белграда перед продолжением обучения в военном лагере.

На следующий день я почувствовал какую-то напряженность в команде. Они ждали, что я им скажу. Но я молчал. События вчерашнего дня уже были на втором плане. Самое главное, что не было более серьезных последствий и инцидентов (никто из них не имел ни паспорта, ни другого документа, удостоверяющего личность).

Даже симпатичный капитан Нуамбая выглядела по-другому. Глаза сверкали, а губы были крепко сжаты. Несмотря на её темное лицо, было заметно присутствие бледности. Она была старшей по званию и могла их строжайше наказать по возвращении в лагерь. На минутку мне стало жаль этих парней, так далеко заброшенных от родной страны, от семьи, от друзей, от всего, что составляло их жизнь. Максимальная дисциплина и бдительность — самые важные аспекты их профессии. А это требовало большого напряжения и некоторых лишений.

Так как я молчал дольше, чем это было принято, капитан Нуамбая приветствовала меня и, пристально посмотрев мне в глаза, сказала:

- Учитель... сэр... команда извиняется за недопустимое неповиновение и готова понести любое наказание. Приказывайте!

Её слова ещё больше вывели меня из равновесия! Какое наказание? Может быть, физическое? Или упрёки и брань? Чушь! Покашливая и переступая с ноги на ногу, быстро думал о том, что им сказать. Тогда мне на помощь пришла моя натура. То есть, когда кто-то был со мной искренним, он обескураживал меня. Поэтому я только улыбнулся.

— Всё о'кей. капитан Нуамбая. Ведите людей в зал. Нам надо работать.

Девушка с благодарностью посмотрела на меня и что-то сказала на их языке. В тот же момент в воздухе, я могу поклясться, в воздухе почувствовалось облегчение. В тот день команда работала лучше, чем обычно.

 

ИСПЫТАНИЕ

С каждым днём весна подходила к концу. и вершины горы Авалы зазеленели.

Луга покрылись молодой и сочной травой, ожил птицами лес. Солнечные дни предоставили возможность вывести команду из полутемного тренировочного зала и продолжить обучение под открытым небом.

Настало время убедиться в том, насколько группа готова к работе по охране президента Мугабе. Неизвестно, кто и когда в нескольких километрах от военного лагеря построил десяток маленьких зданий. Может, здесь снимали кино, а может, это были заброшенные военные объекты но это мне послужило обстановкой для проведения более конкретных заданий, это мог быть предполагаемый населенный пункт.

Расположенный далеко от любопытных глаз, он мог быть пунктом, который «посетит Роберт Мугабе».

Я отозвал капитана Нуамбаю в сторону и объяснил ей, что именно мы будем там делать. Сказал, чтобы она выбрала двух-трех нападающих, но чтобы никому не говорила, кто они. Один из парней будет президент, а все остальные - его телохранители. Нуамбая быстро объяснила команде, какое у них задание и что они будут делать. Я сразу заметил, что для нападения она выделила двух девушек. Это были самые «опасные» члены команды.

— Каким оружием атаковать, учитель- спросила меня Нуамбая до того, как я дал знак начала учения.

— Пускай выберут сами. Их задание «убить президента», пускай они это и сделают, — ответил я.

Все вместе прошлись мы вдоль главной улицы поселка. Длиной она была метров шестьдесят. Совсем незаметно выделились нападающие. Сначала эти две девушки, а за ними еще два парня.

Мы дошли до конца поселка и остановились. Капитан Нуамбая объяснила, как «президент» пройдет через населенный пункт, что в центре встретится и поприветствует уважаемых граждан, а затем пройдет до машины в другом конце поселка.

Я с нетерпением дожидался нападения. Внимательно наблюдая за нападающими, я все-таки не смог увидеть, куда они исчезли. Этого не заметили и остальные члены команды.

Телохранители заняли свои места, и процессия двинулась медленным шагом. Вдруг, словно барс, с крыши ближайшего барака прыгнул юноша, буквально в шаге от «президента». Неожиданность была полной. Парень крепко держал в руке нож, резиновый, конечно. Первой очнулась Нуамбая. Что-то громко скомандовала и тогда сработали рефлексы моих учеников. Двое телохранителей с левой и правой сторон неподвижного «президента», словно ураган, стремительно бросились на нападающего в момент, когда он хотел нанести смертельный удар. Это не было учением, не была мнимая оборона. Это была борьба за жизнь «президента». Я услышал, как парень крикнул от боли, падая на землю. В одно мгновение нож из его кисти отлетел на несколько метров, и он с лицом, прижатым к траве, еще раз крикнул от боли. Обе руки в одно мгновение были заломлены болевыми приемами за спину. Телохранители оставили атакующего и быстро вернулись на свои места. Процессия двинулась дальше. За углом одного из зданий появились юноша и девушка. Она держала в руках букет только что сорванных полевых цветов, причем юноша напевал какую-то приветственную песню, хлопая в ладоши и приплясывая. Девушка подошла на допускаемую дистанцию и протянула букет. В момент, когда «президент» подошел и принял букет цветов, она его схватила за запястье руки и рывком потянула на себя. В другой руке мгновенно появился резиновый нож, поднятый на удар. Он уже опускался к телу жертвы, когда Нуамбая подскочила и предплечьем сблокировала удар, отклонив лезвие в сторону. Одновременно сделала приём, который я показывал сто раз, и девушка с изумлённым криком полетела в воздух, сделала круг над капитаном Нуамбаей. отлетев на несколько метров в сторону. Этим захотел воспользоваться другой нападающий. Попробовал схватить «президента», пока он. как и большинство других, наблюдал, как Нуамбая освобождается от девушки с цветами. Но две пары рук схватили его и опрокинули на землю как раз в то время, когда он потянулся за оружием.

Было слышно только тяжёлое дыхание атакующих и телохранителей. На мгновение мне показалось, что я присутствовал при покушении на президента Мугабе в далёком Зимбабве. К счастью - неудачном покушении.

Нуамбая дала какое-то распоряжение на их языке, и они все построились в шеренгу. Она подала мне рапорт, сказав, что учения кончились. Похвалив ее, я сказал, что всё сделано безукоризненно. Они загалдели и начали прыгать на месте, протягивая друг другу ладони. Радовались и нападающие, хоть и морщились от боли.

Через несколько дней я решил проверить их ещё раз. Что касается техники и приёмов, этой команде тренировки были не нужны. Они могли только до изнеможения повторять одни и те же шаги, те же техники, те же броски, отрабатывать до автоматизма.

Сейчас в них надо было разбудить чувство постоянной бдительности, молниеносной реакции.

Перед входом в тренировочный зал был маленький холл. В нём было не более трёх квадратных метров, и я решил устроить тут новое покушение на «президента». Построившись в шеренгу, ученики ждали приказа. Я проходил от одного к другому, смотрел на них и продолжал идти дальше. Двум-трем я шепнул несколько слов на сербском языке. Все были изумлены даже Нуамбая, внимательно наблюдавшая за каждым моим движением. После этого я подошел к капитану Нуамбая и объяснил ей ее задание.

- Президент Мугабе входит в конференц-зал, где должен встретиться с какой-то иностранной делегацией. Я определил нападающих, а вы определите «президента». Мы вдвоем будем последним контролем при входе в зал. Распределите людей и присоединитесь к ним.

Ее черные как уголь глаза старались проникнуть в мой мозг и узнать план. Мне удалось противостоять, и она быстро опустила взгляд. Она быстро распорядилась и присоединилась ко мне возле входных дверей. Группа двинулась к залу. Нуамбая нервно всматривалась в каждого. Было видно, что она старается опознать нападающего. Но на этот раз я был полностью убежден, что ей это не удастся, так как «атакующий» стоял непосредственно возле нее. На этот раз я решил взять эту роль на себя.

Два первых телохранителя прошли возле нас, заглянули по углам зала и только тогда заняли свои места в нескольких метрах дальше. За ними тронулись и другие.

Забыл упомянуть что входные двери были очень узкими и что только один человек мог пройти через них. Так и «президент» должен был отделиться от сопровождающих его лиц и пройти один. В этот момент он был без защиты. Тогда я на него и напал. Схватил его за предплечье и рывком потянул к себе на грудь. Другой рукой схватил его за подбородок приёмом, которым мог его быстро задушить или переломить позвонки шеи. К своему большому изумлению, пока моя рука «путешествовала» в воздухе, я почувствовал, как какая-то сила поднимает мои ноги, и я лечу спиной на пол. В одно мгновение увидел изумлённые взгляды моих учеников. Только годы упражнений, пройденные мною, спасли меня от более тяжёлого повреждения. Я упал, не выпуская «президента». Постарался быстро встать, схватить его покрепче, добиться необходимого преимущества. Тогда я почувствовал на своём виске что-то твёрдое.

— Вы убиты, сэр, — услышал я женский голос.

Возле меня на коленях стояла капитан Нуамбая. — Не пытайтесь сопротивляться. — Я вам сказала, что вы убиты, — услышал я ещё раз её спокойный, рассудительный голос.

Указательный палец её правой руки замер, изображая ствол пистолета.

Я постарался упрекнуть её. чтобы изменить настоящее положение в свою пользу:

— Что это значит? Мы не работаем с оружием, капитан. Разве вы это забыли?

— Знаю сэр, но наше дело сохранить жизнь президента. Как видите, он жив и здоров, а вы... Вы убиты, сэр, — сообщила она мне с силой в голосе. Чтобы убедить меня, она приложила указательный палец к виску и губами выпустила знакомое «бум»!

Я улыбнулся и поздравил её. Она же протянула мне руку и помогла встать. Для меня это было выпускным экзаменом. Теперь я мог спокойно гарантировать, что группа готова принять на себя самую большую ответственность: жизнь президента и работу в службе госбезопасности. Еще несколько раз мы выходили на полигон отрабатывать всевозможные варианты, так как мой любимый девиз: «Упражнений и проверок никогда не бывает достаточно». Капитан Нуамбая и остальные убеждали меня, что всё это простая предосторожность, и что президент Роберт Мугабе обожаем в своей стране, и что ему не грозит никакая опасность. Может быть, так и было на самом деле. Но моя работа — не изучать любовь народа к президенту, а обучать людей, цель которых — охранять его жизнь.

Расставался я с командой Зимбабве с болью в душе. У меня было впечатление, что часть меня осталась в тренировочном зале в Бубань Потоке или на километр подальше от склонов горы Авала.

Может быть, вас интересует, знаю ли я, что стало с моими учениками? Как они проводят свою работу, посетил ли я Зимбабве?

Нет, не знаю. Только я убеждён, что они свою работу выполняют хорошо, раз президент Роберт Мугабе жив и здоров. Зимбабве я никогда не посещал по практическим соображениям. Во-первых, это государство далеко от Югославии, авиабилет туда слишком дорогой. Во-вторых, у меня день расписан буквально по минутам. Не знаю, помнят ли меня ученики. Думаю, что помнят, раз они выслали мне подарок и в письме все подписались. Во всяком случае я был в их жизни только эпизодом, а оставил ли я отпечаток -это им знать.

 

ДЕТИПУСТЫНИ

ПРИГЛАШЕНИЕ

Июнь - это месяц, когда мои ученики сдают экзамены на определенные пояса. В клубе на Врачаре привычная давка. Кроме моих учеников, тут присутствовали и их товарищи, родители, друзья клуба и просто любопытные, которых привлекало айкидо.

По установившейся традиции сначала я экзаменовал самых младших, которые сдавали на первые пояса. Во время экзамена я заметил, что несколько человек вошли в зал. Понял, что это иностранцы. Один из моих учеников, ливиец, подошел ко мне, а потом поспешил к пришедшим. Как только усадил их на скамейку в конце зала, он вернулся.

— Учитель, это представители Ливийского посольства. Они хотят поприсутствовать на экзамене, а затем поговорить с вами, - ска зал мой ученик.

— Поговорить? О чем?

Мой ученик только пожал плечами и занял свое место. Экзамен подходил к концу. Выступали более опытные ученики. Было много кандидатов на коричневый пояс, кажется, даже два-три — на черный. Публике было на что посмотреть. Я решился прервать экзамен и вызвал нескольких ассистентов продемонстрировать присутствующим несколько техник, оборону от двух атакующих, затем оборону от ножа и несколько вариантов обороны от двух вооруженных атакующих.

Этот вид работы требует максимальной сосредоточенности, так что я был не в состоянии наблюдать реакцию незваных гостей. Когда после 10-15 минут я дал знак ассистентам, что показ закончен, в зале были слышны бурные аплодисменты. Аплодировали и люди из посольства. Я продолжил экзаменовать кандидатов, и приблизительно через час экзамен был закончен. Тогда вновь ко мне подошел ученик из Ливии и представил меня господам из Ливийского посольства. Так как в зале было душно, я пригласил гостей сойти в холл спортивного центра, где мои ученики уже расставили стол, стулья и предложили холодные напитки. После нескольких вежливых фраз и их комментария на счет увиденного один из них сказал.

— Прошу Вас прийти завтра в наше посольство около десяти часов для серьезного разговора.

— Можно ли узнать, о чем идет речь.

— Мы получили распоряжение от верховного командования Ливийской армии пригласить вас для работы в нашей стране.

— Все подробности узнаете завтра в посольстве, - сказал человек помоложе, опережая мои вопросы.

Признаюсь, я почувствовал определенную долю удовольствия и гордости. Приглашение от верховного командования зарубежной армии, конечно большое дело и большая честь. По всему миру столько мастеров, прежде всего в Японии, Китае, Корее, а представители Ливийского посольства хотят пригласить меня, Любомира Врачаревича, парня с Балкан!

На следующий день ровно в десять часов я постучал в двери Ливийского посольства на улице генерала Жданова. Меня сразу ввели в большое помещение. Здесь находились лица известные мне со вчерашней встречи, а за столом сидел человек среднего роста с острыми чертами лица, в профессии которого не было сомнений - это военный с головы до ног.

— Полковник Имгада Шериф Сади, - представил его один из служащих посольства — Военный атташе ливийской армии в Югославии, — добавил он.

Я поздоровался с полковником Сади, и он мне, еще короче, чем мои вчерашние посетители, сообщил, что верховное командование Ливийской армии решило пригласить меня в качестве инструктора специальных подразделений, специальной полиции и личной охраны полковника Каддафи.

— Для начала будете нашим гостем два месяца. Вы ознакомитесь с Ливией, с Триполи, познакомитесь с вашими будущими сотрудниками и после этого можете начинать работать, — сказал в конце беседы полковник Сади.

Поблагодарив его, я сказал, что мне надо прежде всего поговорить со своей семьей, что это очень важный шаг в нашей дальнейшей жизни и что я не в состоянии просто так собрать чемодан и вылететь в Ливию Он уверял меня, что полностью согласен со мной, но, несмотря на это, ждет завтра моего ответа. Моя супруга не размышляла долго. Поняла, что это приглашение очень важно для моей дальнейшей работы, моей карьеры. Знала она и то, что ей будет нелегко без меня с пятилетней дочуркой. Одним словом, она согласилась.

На следующий день полковник Сади, получил мой положительный ответ. Билет и документы были на руках, осталось только собрать вещи и отправиться в неизвестное.

 

ТРИПОЛИ

Встреча с Ливией была чем-то неповторимым! Пока самолет кружил над пустыней и пока мы приближались к аэропорту в Триполи, я затаил дыхание. Необозримый океан песка внизу уходил в безграничную даль. От жары и раскаленного песка мне не удалось увидеть город под нами.

Пока самолет шёл на посадку, меня начали мучить разные сомнения.

Во-первых, арабский язык был для меня полностью чужим. Перед поездкой я взял у моего ученика-ливийца какое-то пособие с основными понятиями и самыми необходимыми выражениями, но будет ли от этого толк? Во-вторых, я ничего не знал о людях, с которыми мне предстоит работать.

Меня встретили в аэропорту и отвезли в гостиницу. Мне предложили отдохнуть, а потом они за мной вышлют машину и водителя. знающего английский язык, который будет моим гидом и сопровождающим. Снаружи была ужасная жара, так что мне не приходило в голову покинуть номер в гостинице, оборудованный кондиционером и всеми остальными благами цивилизации. В холодильнике были в неограниченном количестве фруктовые соки, и мне этого было достаточно.

На следующий день за мной приехал водитель Вручил мне какой-то пропуск и еще несколько документов, и я смог начать знакомство с Триполи. Еще со школьных лет я знал, что Триполи - старинный город и порт на африканском побережье Средиземного моря. Поэтому я выразил желание сначала посетить эту часть города и своими глазами увидеть все то, о чем я только читал или когда-нибудь смотрел в кино.

Весь город был разделен на три полностью отдельные части. Первое кольцо представляло собой портовую часть города, в которой преобладают башни городских стен, построенные еще два века тому назад Улицы настолько узкие, что, стоя с одной стороны, вы можете дотронуться до противоположного дома на другой стороне улицы. По улицам движутся непрерывные потоки людей в живописных национальных костюмах. Все что-то несут на спинах, эмоционально что-то объясняют, так что у меня сложилось впечатление, что они беспрерывно ссорятся. В этой части Триполи находится торговый и ремесленный центр. Золотых дел мастера, гончары и всевозможные мастера тут же, на глазах у покупателей, изготавливают разнообразные драгоценные украшения, домашнюю посуду, предметы искусства и сувениры для туристов.

Второе кольцо столицы Ливии состоит из современных зданий, в которых, главным образом, расположены школы, учреждения здравоохранения. Особенно бросаются в глаза огромные здания Военной академии, школ и казарм. Именно с обитателями этих зданий мне придётся работать целый год. И, наконец, третье кольцо — это окраина Триполи. Здесь дома были низкие, с ровными крышами, также огорожены стенами. Всюду около них и на сотни метров вокруг раскинулись плантации лимонов, апельсинов и фиников. Мой сопровождающий объяснил мне, что здесь почва постоянно орошается. А через сто метров начиналась Сахара.

Все экскурсии были составлены так, что каждый раз я узнавал что-то новое, неведомое об этой стране.

О Ливии мне было известно лишь то, что это богатая страна, что ею правит один человек и военный режим - в этом я убеждался на каждом шагу еще в первый день моего пребывания. Всюду встречал вооруженных солдат, шлагбаумы, где я был обязан предъявлять документы. Когда видели, что я иностранец, смотрели на меня подозрительно. Беглый взгляд на специальный пропуск, очевидно, успокаивал их, и они любезно улыбаясь, пропускали меня дальше. Я уже упомянул, что казармы действительно выглядели впечатляюще. Они были окружены длинными, высокими стенами. Я начал знакомиться с офицерами низкого и высокого рангов, обходить свои будущие рабочие места, знакомился с обустройством, с образом жизни и работы в военных академиях. Старался узнать в сотнях солдат коммандос, диверсантов, сотрудников специальной полиции или людей, работающих сопровождающими президента Каддафи.

Так прошло шесть дней. Я испытывал невероятную ностальгию. Мне мешало то, что со мной не было моей Верочки и нашей дочурки Анны. Когда я почувствовал, что не могу без них, я обратился к сопровождающему меня офицеру:

— Возвращаюсь домой. Когда первый самолет? — спросил его. Человек простоял одно время раскрыв рот и, заикаясь, спросил:

— Завтра... Но, в чем дело? Вы чем-нибудь недовольны? Чего вам не хватает?

— Да, капитан, мне не хватает моей семьи!

На следующее утро я был в самолете, который летел в Белград.

— Ты действительно ненормальный, — вскрикнула моя Верочка, когда я появился на пороге дома. — Люди тебя пригласили в гости, предложили два месяца бесплатного отдыха, а ты вместо того, чтобы воспользовался предоставленной возможностью и раз в жизни отдохнуть по-человечески, возвращаешься домой. Ты действительно сумасшедший!

Я знал, что жена счастлива узнать, что она и наша дочурка Анна для меня самое главное в мире.

В ливийском посольстве в Белграде уже знали о моем решении еще до того, как я вылетел из аэропорта в Триполи. Поэтому я не был удивлен, когда мне домой лично позвонил полковник Сади. Попросил меня зайти в посольство. Я сказал Верочке, кто мне звонил.

— Что ты теперь будешь делать? Что скажешь полковнику?

Правду, что другое я могу ему сказать? Я твердо решил без семьи не ехать даже за сто километров от Белграда, а тем более в Африку.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Полковник Сади поджидал меня возле дверей своего офиса. Как только я уселся, он начал:

— Мне доложили, я все знаю. Если хотите, вы можете взять с собой и супругу, и ребенка. Мы нашли работу для вашей жены. Вы согласны?

И на этот раз, так же как раньше, я не смог ему сразу ответить. Сказал, что сообщу после того, как договорюсь с женой. В это время моя супруга Верочка была обладателем черного пояса второй дан, и я был уверен в том, что она сможет хорошо работать в женской военной академии.

Дома мы быстро договорились. Поездка в Ливию решила бы многие наши проблемы. Только как нам быть с пятилетней дочкой? Как она перенесет другой климат, другую среду.

Нужда закон меняет - мы много не ломали голову над этим. Решили: поедем, а там -что Бог даст.

В августе 1982 года мы вылетели в Триполи. На этот раз с нами летел и полковник Сади. Уже на выходе из самолета мы сообразили, что нас будут ожидать тяжелые условия. Выходя из тоннеля, который связывает самолет с аэровокзалом, мы столкнулись с раскаленной воздушной стеной. Я подумал, что где-то разгорелся пожар, остановился и испуганный схватил дочку. Полковник Сади остановился и спросил изумленно:

— В чем дело?

— Какая ужасная жара? Может, где-то пожар? — спросил я его быстро.

Он улыбнулся, стараясь утешить меня.

— Сейчас август. Снаружи 48 градусов Цельсия. Знаете, в августе здесь очень тепло, но не волнуйтесь, в машине вам будет лучше.

Он был прав. Как только мы уселись в просторную, роскошную машину, мы почувствовали благодать кондиционера. Машина скользила по широком и ровному шоссе Полковник Сади объяснил, что в Триполи, несмотря на то что температура может быть выше 50 градусов, можно работать и дышать, так как воздух сухой. Нам осталось только поверить его словам Но, бросив взгляд на Верочку и Анну, я не был убежден в том, что Верочка поверила, будто в этой температуре можно не только выжить, но и работать. Она только вздохнула и прижала дочурку.

На этот раз машина отвезла нас в поселок, в котором жили исключительно иностранцы со своими семьями Нам был предоставлен просторный, удобный и прекрасно оборудованный дом величиной с маленький особняк. Тут работали кондиционеры, и нам казалось, что мы далеко от Африки и убийственных солнечных лучей.

Понемногу через две недели мы все втроем прошли адаптационный период и привыкли к новым условиям жизни и работы. Несмотря на новейшую технологию очистных сооружений для морской воды, у нее оставался характерный солоноватый вкус со странным запахом, и чем больше я ее пил, тем больше меня мучила жажда. К счастью, было много фруктовых соков. Должен сказать, что в первые дни своей работы я потерял восемь килограммов.

Кроме воды нам больше всего мешало то, что мы не знали арабского языка. Среди ливийцев было мало тех, кто говорил по-английски, так что нам осталось только учить постепенно арабский язык.

Верочка первые два месяца не работала, так что смогла посвятить себя нашей дочурке и в это время близко познакомилась с нашими первыми соседями: русскими, бразильцами, ирландцами... Уже на третий день по приезде в Триполи я начал работать.

 

СОСТЯЗАНИЕ

В самом начале я не мог знать точно, с кем я работаю. Мне выделили группу в 100-110 парней и сказали, что это водители, мотоциклисты и остальные, работающие в сопровождении Каддафи. Они были разных рангов и различного телосложения. После проведения тестов, прежде всего кондиционных, а потом на годность обучения определенным техникам, численность упала до двадцати парней, за которых я мог ручаться, что они успешно овладеют всей программой и будут максимально обучены для проведения будущих заданий.

Тогда мне выделили еще одну группу, составленную из служащих в отрядах специальной полиции. Мне сказали, что из них надо выбрать самых способных и образовать команду для соревнования по дзюдо. Срок - пять месяцев со дня принятия группы.

Несмотря на то что я обладатель черного пояса по дзюдо, это боевое искусство - не в круге моих интересов, и я его ставлю на третье место. Но деваться было некуда. Согласился. И сделал это по двум причинам. Во-первых, речь шла о состязании всех учащихся военных и полицейских академий Джамахирии, а во-вторых, для меня было важно ответить на это предложение с вызовом.

Я опять начал проводить тесты. В группе осталось двадцать парней, годных для всех предстоящих нагрузок. Из этих парней надо было образовать две команды, которые появятся на состязании.

Несмотря на то что я был убежден в своих способностях, мне было неизвестно, насколько я могу рассчитывать на выбранных людей. Готовы ли они самоотверженно заниматься, отказаться от всего и все своё внимание посвятить тренировкам?

Все это я мог узнать, только начав тренировки. Должен указать на факт, что военные власти полностью шли мне навстречу. Все, что бы я ни попросил, получал в кратчайший срок. Не возражали даже тогда, когда попросил удалиться офицеров-наблюдателей. Я хотел, чтобы моя команда работала вне контроля со стороны военачальников. Также у меня было желание предоставить им возможность познакомиться со мною получше, чтобы они имели доверие ко мне и к тому, что я им показываю. Для хорошей и правильной работы в боевых искусствах самое главное - это совершенная физическая и психическая кондиция. По этим соображениям я решился повысить их физическую кондицию. Для этого я выбрал место в семидесяти километрах от города, на морском берегу, покрытом слоем белого песка. Место было необычным. До пляжа можно было доехать только по одной дороге. С левой стороны возвышались стометровые скалы, с правой стороны - голубизна воды Средиземного моря, а впереди тянулся пляж, конец которого не был виден...

Идеальное место для уединения и усердной работы. Бег по песку по несколько километров в день был основным занятием в программе. В начале случалось, что после двух-трех часов жестокого «дриля» некоторые парни были не в состоянии ходить. Знал, что из-за этого они меня ненавидят, но они молча продолжали упражнения. Только благодаря этому, чувствовалось, что команда прогрессирует и становится сплочённой.

Для бега я ввел один новый метод, про который думал, что он новый, но на счет этого я ошибся. Но об этом позже.

Итак, с длинной палкой я становился позади группы и приказывал бежать, обещая при этом, что кого поймаю, того побью. Они не сдерживали усмешку на своих лицах. Почему? Просто потому, что они были гораздо моложе меня. Таким образом, начиналась гонка. С испугом в глазах они наблюдали за тем, как я их догоняю. Конечно, мне вообще не приходило в голову кого-нибудь бить, прежде всего своих учеников. Толкал их, подставлял им ногу, мчался за остальными. Некоторые из них, те, что похитрее, резко поворачивали с песка в воду. Если бы они знали, что я был хорошим пловцом, что даже был чемпионом по плаванию на спине, вероятно бы, поискали спасение в другом месте. Те, которых я догонял в воде, останавливались, кашляли, поперхнувшись морской водой.

Тогда я понял, что эти сыны пустыни, хотя и жили на морском побережье, в основном не умели плавать и нырять. Я решил, что составной частью тренировок будет плавание.

Понемногу через игру и развлечение, а в основном благодаря упорному труду команда становилась такой, какой я ее задумал. У меня не было времени обучить их многочисленным приемам единоборства, и поэтому я решил применить то, что видел в Японии. Один из великанов дзюдо всегда применял один и тот же прием - и всегда побеждал. Он его так усовершенствовал, что хотя его противники и знали, какой прием он применит, не могли противостоять ему. Поэтому я решил, что кроме обязательных приемов и упражнений, надо обучить моих парней самым лучшим способам - трём техникам, трём приемам. Повторяли мы их десятки, сотни даже и тысячи раз. Я был охвачен радостью и гордостью, смотря на них после нескольких месяцев работы, как складно, убедительно и мастерски исполняют ребята всё то, чему я их выучил.

Мне и в голову не приходило затруднять их своими сомнениями. Одно время меня тревожили вопросы о том, какой состав других команд, кто их подготавливает - японцы, корейцы, какие-нибудь чемпионы из Европы или местные бойцы. В конце концов я убедил себя, что это неважно, так как мои парни знают то, что знают, и тут никто и ничего не может изменить. Время соревнования приближалось, и мы всё чаще занимались в тренировочном зале. Один раз я увидел парня в черном шелковом кимоно, наблюдавшего за нами незаметно. Он начал делать какие-то замечания на арабском. Быстро его перехитрил - просто перестал отрабатывать техники и погнал парней бегать по трибунам и перескакивать при этом длинные ряды сидений. Вероятно, корейцу стало скучно смотреть на это, и он сам покинул зал.

Настал день соревнований. Большой зал был украшен флагами всех академий и военных школ, учащиеся которых принимали участие в состязаниях. На трибунах была многочисленная публика - офицеры, военные атташе, родственники и друзья участников состязания. Присутствовал и личный представитель президента Каддафи. Я сидел в раздевалке со своими учениками, успокаивал их волнение перед соревнованием, шутил с ними и провожал их по одному до арены. Не знаю, как я пришел к идее, чтобы каждому борцу шепнуть на ухо, что его противник обожает американцев, Запад и прочее. Для тех, кто не знает Ливию и ливийцев, это звучит непонятно. Но другие знают, что я затронул их самое больное место.

Не знаю, превзошли ли мои воспитанники себя и свои скромные знания, переданные мною, или действовал мой «укол», только они одерживали победу за победой.

Вкратце: все первые места в поединочных схватках заняли члены моих двух команд, а в командном состязании одна из команд заняла первое место, а другая - третье место! Я был охвачен радостью и гордостью.

Как это обыкновенно в жизни бывает, на смену большой радости приходит разочарование. По окончании состязаний пришла торжественная минута — получение наград. Зря я ждал на третий день, что водитель из академии позвонит мне в дверь и пригласит в зал. Когда он не приехал вовремя, я знал, что он и не появится. Не мог найти причину этого.

Я сообразил, когда позже включил телевизор. Перед моими командами, как павлин, в парадной форме, украшенной орденами, красовался капитан Сала, под командой которого были все мои ученики. Он настолько важничал, как будто это его заслуга, что парни, стоявшие за ним, получили все медали, дипломы и кубки. Я не стал досматривать передачу до конца.

В тот же вечер ко мне пришли мои ученики. Недоумевая, спросили меня, почему я не был в зале. Ясно, они были не в курсе дела. Когда я им всё рассказал, в их глазах появился страх оттого, что они вообще пришли в мою квартиру.

Капитан Сала был олицетворением бога в академии специальной полиции, что, конечно, понятно, раз он был родственником президента Каддафи.

На следующее утро я посетил полковника Сади и сказал, что в связи с нанесенной обидой в кратчайший срок намерен вернуться в Белград. Он знал, о чем я говорю. В беспомощной ярости он только сжимал челюсти. В конце концов с тяжелым вздохом встал и подошел ко мне.

— Прошу вас забыть и соревнования, и капитана Сала и вашу обиду. Обещаю со своей стороны все быстро уладить. Вы получите другую группу для работы, группу, которая не имеет никакой связи со специальной полицией и капитаном Сала.

Этот симпатичный человек, который очень скоро стал нашим хорошим приятелем, который приезжал к нам на квартиру, приглашал к себе домой, хотел меня успокоить и добиться моего доверия. Поэтому я согласился подождать и увидеть, что дальше произойдет.

 

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Свое свободное время я посвящал семье. Мне нравилось посещать рынок. Это был настоящий фейерверк цветов, разнообразие разложенных товаров и пестрота национальных костюмов продавцов. Гуляя с дочуркой Анной, дошел до огромной кучи моркови. Она была неописуемой величины и она выглядела так, как будто ее привезли с другой планеты. Ее красно-оранжевый цвет резко контрастировал с белыми накидками и чалмами продавцов. Прекрасная картина для камеры. Поставил Анну на прилавок и сделал один снимок. Передвинулся, чтобы заснять с другого угла - и на момент остановился, не веря своим глазам. Несколько продавцов соскочили со своих мест и. размахивая палками, помчались ко мне и к моему ребенку. Я быстро спрятал его за спиной, готовый к встрече с нападающими. В том, что мне успешно удалось бы противостоять всей группе, я не сомневался, но к чему все это. Я был иностранцем и не понимал их гнева.

Тогда ко мне подбежал молодой человек, стал передо мной и моей дочуркой и стал на арабском языке что-то объяснять взволнованным торговцам. Убеждал он их долго, и они, наконец, разошлись.

—Эти люди принадлежат племени, которому по религиозным соображениям не разрешается фотографироваться, — объяснил он мне.

Несмотря на происшедшее, все закончилось мирно, и у меня не было надобности продемонстрировать свое знание айкидо.

Я выразил желание увидеть пустыню. Хотел почувствовать ее дыхание, посмотреть на месте, как она выглядит.

Любезные хозяева повезли нас туда. Мы упаковали много разных вещей: от посуды до удобных и мягких подстилок. Погрузили багаж в шикарные машины. Мы проехали пятьдесят километров и остановились в эвкалиптовом лесу. Я спросил, почему мы не едем дальше, но они начали смеяться и объяснили мне, что средняя температура воздуха летом между 45 и 50 градусами Цельсия. В пустыне она наверняка на десяток больше! Здесь, в «мягкой» пустыне, в небольшой тени, между редкими стволами эвкалипта и высоких кактусов, все-таки было приятно.

В другой раз они пригласили меня на реку. Опять уселись в BMW и на этот раз поехали еще глубже в пустыню, в сердце Ливии. Ехали мы приблизительно 150 километров. Все напоминало подъем в горы. Тогда мы внезапно остановились. Перед нами простирался зелёный луг. Я спросил, сколько еще осталось до реки.

- Это река, - показали они мне с гордостью небольшой ручеек шириной почти в два метра, глубиной не более десяти - пятнадцати сантиметров. Может быть, в дождливую погоду это и было ручьем, но насчет реки я сомневался.

В Югославии меня часто спрашивали, как я привык к пустыне и арабской кухне. Быстро. Кухня мне очень понравилась. Многочисленные ливийские рестораны - главным образом небольшие полутемные помещения, в которых сидят на ковриках, причем блюда размещаются на низких столиках. Сразу полюбил «кус-кус» и «базин». Это блюда с большим количеством приправ и очень острые. Вероятно, благодаря приправам во всех ресторанах, в которые я заходил, нет того специфического запаха, который чувствуется и на десяток метров от входа. Музыки у них нет, также нет восточных танцовщиц, тех, которых можно увидеть в фильмах.

Музыку и песни слышал только раз, во время посещения дома моего друга - поручика Магомета Лага. Торжество было по поводу обряда обрезания его сына. Так как в гости я приехал с женой и дочуркой, он мне объяснил, что они не могут сидеть с нами вместе, и что их угостят в другой части дома, предназначенной для женщин. Меня отвели в ту часть, где гостями были мужчины. Я слушал музыку, которая доносилась до нас через узкое занавешенное окно, а затем услышал и пение с характерными вскриками, звуками, я не в состоянии это описать.

Когда возле меня никого не было, хозяин, чтобы удовлетворить мое очевидное любопытство, разрешил заглянуть в окно. В конце двора я увидел музыкантов. Они сидели возле стены и играли на национальных инструментах. Что-то показалось мне странным в их поведении, пока мой хозяин не объяснил, что все музыканты слепые!

Женщины были одеты в торжественные живописные костюмы, ступая мелкими шагами и сгибаясь при этом в талии, они танцевали арабский национальный танец.

Раз в три года происходит чудо, когда можно услышать пение и увидеть танцующих женщин Вероятно, я единственный иностранец, которому так повезло.

В то время в Триполи было приблизительно миллион жителей. Я знал, что иностранцы составляли треть, может быть, даже и половину этой цифры. Главным образом, это были военные инструкторы, пилоты, инженеры, а также строители, работающие на системах орошения, постройке аэродромов, в первую очередь военных баз, убежищ и объектов специального назначения. Все они, то есть все мы, были строго отделены от местного населения. Даже продукты питания и одежда приобреталась в специальных супермаркетах.

 

ТЕЛОХРАНИТЕЛИ

После нескольких дней отдыха полковник Сади прислал за мной водителя. Я знал, что мой приятель решил конфликт с капитаном Сала и я могу продолжить свое дело.

Бросив первый взгляд на группу в тридцать парней в тренировочных костюмах и окружающих их офицеров, я понял, что здесь идет речь об очень важных людях. Об этом косвенно упомянул и мой приятель, полковник Сади.

— Прошу тебя обратить особое внимание на эту группу и посвятить ей больше всего времени. Кроме того, ты с ними будешь работать ежедневно, столько, сколько считаешь необходимым.

Как раз в то время я одновременно работал с двенадцатью группами коммандос, диверсантов, сопровождающих из состава мотомеханизированных отрядов и с группой особого назначения, не считая при этом группу специальной полиции, которую я уже обучил.

Значит, мне предстоит иметь дело с людьми исключительной важности, а это могло значить только одно: речь идет о личной охране, о телохранителях президента Каддафи.

«С этой группой у меня будет меньше всего затруднений», — подумал я Они прошли все необходимые психологические и другие тесты. Надо было пополнить их знания боевых искусств, поработать еще немного над их физической подготовкой, а потом отрабатывать конкретные ситуации.

Размышляя об этой группе парней, готовых без раздумья рисковать своей жизнью, защищая президента Каддафи, я впервые начал думать и о самом президенте Ливии. Что я знал о человеке, телохранителей которого я должен был обучать до степени высочайших профессионалов? Мало. Почти ничего.

Говорили, что этот человек настолько обожаем в своей собственной стране, насколько ненавидим на Западе. Слышал также и то, что он никогда не спит на одном и том же месте более двух раз, что он имеет по крайней мере двух двойников, разъезжающих вместо него, что его считают центром планирования самого большого числа терактов по всему миру и пр. То, в чем я убедился своими глазами, - армия его просто обожает, и в буквальном смысле солдаты верны ему до смерти. Также убедился в том. что на многих постах работают его родственники по прямой и боковой линии и что благодаря этому факту они ведут себя, как хотят. В конце концов, это меня не касалось.

С группой телохранителей я работал на том же пляже, на котором работал с соревновательными командами. Но кроме этого, я подготовил проект на отдельный полигон в рамках одного военного лагеря с препятствиями и необходимыми снарядами. Все это было сделано в рекордный срок.

На том природном полигоне, кроме бега по песку, затем по мели и в воде на метровой глубине, я начал обучать парней пустыни плаванию и нырянию. Когда они это хорошо освоили, я начал их обучать борьбе под водой. Они не скрывали, что изумлены этим фактом, но как настоящие профессионалы ничего не спрашивали и пристально наблюдали за всем тем, что я им показывал.

Как-то раз рано утром мы уселись в автобус и направились на полигон, находящийся на пустом пляже. Безоблачное небо обещало погожий день, так мне казалось. Но когда мы прибыли на полигон и начались разогреваться, я заметил, что члены группы все чаще и чаще бросают взгляды по направлению высоких скал. Как будто чего-то опасались. Но я не спрашивал их, в чем дело, так как думал о программе тренировок, подготовленной на этот день.

После упражнений разогрева, которые продолжались более часа, я приказал моим ученикам подготовиться для более длительного бега по песку. Они, как и всегда, послушались, не сказав ни слова. Дал им «преимущество» в двадцать метров и затем помчался за ними. Кажется, мы даже не пробежали сотни метров, когда без какого-либо предупреждения, кроме большого шума, который я воспринял только позже небо словно обрушилось на нас. Мне неизвестно, удавалось ли вам пережить горячую песчаную бурю, но поверьте мне на слово - это неповторимое, жуткое переживание. Вдруг я перестал видеть, где море, где скалы, где левая, где правая стороны и где расположены мои люди. Я чувствовал, как мелкий песок проходит сквозь все поры кожи, стиснутые веки, ноздри и попадает в рот. Старался защитить себя ладонями, но начал задыхаться. Знал, что хуже всего, если я позволю, чтобы меня охватила паника. В одно мгновение сквозь облако песка я увидел отвесную скалу и, ковыляя под ударами ветра, который, кажется, одновременно дул со всех сторон, двинулся в ту сторону. В конце концов я очутился в относительной безопасности.

Втянув голову и часть плеча в какую-то расщелину и натянув верхнюю часть кимоно на голову, я крепко схватился руками за выпуклости скалы. Теперь я мог дышать. Чувствовал, как по голым плечам меня бьют острые крупицы песка, как ветер старается вырвать меня из моего убежища и унести куда-то...

Сейчас, когда рассказываю об этом, знаю, что буря длилась более получаса. Но тогда мне казалось, что она никогда не перестанет.

Когда я понял, что больше не чувствую ударов бури по спине, я осторожно снял кимоно с головы и потихоньку выглянул из убежища.

Песок медленно оседал на песчаной отмели, небо стало ясным, и казалось, что ничего не произошло. Только там, наверху отвесной скалы, был еще слышен какой-то странный гул, подобный одновременно рыданию и завыванию.

Взглядом я поискал своих учеников. Они появлялись поодиночке или маленькими группами. И не выглядели поврежденными или испуганными.

Сыны пустыни знали, что наступает буря и как скрыться от нее. Позже они мне рассказывали, как в течение длинных подготовок днями и неделями жили в пустыне, учась, как бороться против солнца и песка, против змей и скорпионов, против смерти. Я их спросил про воду и пищу.

— Пустыня предоставляет всё — только надо с ней познакомиться, - ответили они мне. Позже они рассказывали мне о разнообразных корнях, растущих под поверхностью песка, о корнях, наполненных водой, о червях и личинках, о цветах кактуса и мелких плодах, обо всем том, что иностранцу кажется отталкивающим или недоступным, а для них, детей пустыни, означает жизнь.

В сумерках парни притащили откуда-то сухие ветки и листья и вмиг зажгли несколько маленьких костров. Я мог поклясться, что под тонкими гимнастерками у них не было ничего. Но именно оттуда они вытаскивали кастрюлечки, чай, чашечки..

Так я ежедневно учил их тому, что лучше всего знал сам, и знакомился с другим образом жизни и поведения.

 


ПРОВЕРКА

После нескольких месяцев напряженной работы у меня появилось желание проверить готовность моих людей исполнить свою миссию: сохранить жизнь и личную неприкосновенность своего лидера - полковника Каддафи. Я ежедневно смотрел телевизионные программы с участием Муоммара эль Каддафи и заметил несколько деталей. Полковник разъезжал по всей Ливии, встречался со многими людьми - и в большинстве случаев не придерживался определенного протокола. Для меня, обучавшего его телохранителей, такой стиль поведения представлял большую проблему. Поэтому я принял решение поэтапно проработать со своими учениками всевозможные ситуации.

Я сказал офицеру, который сопровождал меня и был моим подручным во время всего обучения, что должен провести занятия в каком-нибудь аэропорту. Как и всегда, все было быстро сделано. Мы попали на огромный военный аэродром. Тут были реактивные истребители, бомбардировщики, транспортные самолеты. Они взлетали низко, гремя почти над головами, резко поворачивали в сторону или ровно поднимались в небо. Я мог наблюдать за ними часами, но мои намерения были совсем другими.

Вскоре группа подошла к самолету, предоставленному полковнику Каддафи. Еще раз мы теоретически прошли предмет занятия: нужно было обеспечить надежный выход из самолета и встречу с группой высокопоставленных лиц. Так как все знали наизусть каждую подробность операции, я определил задания своим ученикам. Было точно определено, кто где стоит, кто «президент», кто «высокопоставленное лицо», кто «охрана», а кто непосредственный телохранитель. Только никто, кроме меня, не знал, кто является покушающимся на жизнь и в какой момент он станет действовать.

Симуляция была максимальной. Это значило, что каждый из учеников играл свою роль, как будто находился в реальных условиях. Я стоял и со стороны наблюдал за происходящим. «Президент» появился в дверях, и сразу за ним двое самых близких телохранителей. Они шли за ним на расстоянии одной ступеньки. Внизу, в конце ступенек, стояли еще двое телохранителей. Дальше стояли в ряд «высокопоставленные лица» из группы встречающих, а между ними - остальные телохранители.

Все происходило в самом лучшем порядке. Официальная торжественная часть рукопожатий и приветствий подходила к концу, когда «покушавшийся» на жизнь начал действовать. Был это один из самых боевых и быстрых парней из группы. Движения его были быстрыми, сдержанными, без единого лишнего элемента. Он находился рядом с «президентом», и я подумал, что охранникам не удастся своевременно среагировать... То, что произошло потом, превзошло мои ожидания. В ту долю секунды, которая в реальной жизни отделяет жизнь от смерти, успех от неудачи, охранники отреагировали.

Находившийся ближе всех к нападающему дал знак остальным. В тот самый момент охранник, который шел за «Каддафи», тут же обрушился на «президента», свалив его на землю, закрывая своим телом. Двое других встали перед ним. Парень, который заметил «покушающегося на жизнь», уже парализовал заученной техникой любое дальнейшее движение нападающего. Еще один охранник пришел ему на помощь. Он просто ударом ноги снёс «нападающего», отбросив его к взлетно-посадочной полосе. В одно мгновение нападающий был обезврежен. Визжа тормозами, недалеко от них остановился джип; затем военная полиция и парни в касках забрали «покушавшегося на жизнь».

Я бросил взгляд на хронометр. Вся операция «спасания президента» продолжалась меньше шестидесяти секунд.

Я вынужден был еще раз посмотреть на остановленный секундомер, чтобы убедиться, не обманывают ли меня глаза.

Через десять минут мы сидели на бетоне в тени президентского самолета. Ученики ждали моей оценки, хотя они и сами были убеждены в том, что безукоризненно провели действие. Я всех похвалил.

«Покушавшийся на жизнь», с синяком под глазом и с царапиной на лбу, переговаривался со своими друзьями, которые, охраняя «президента Каддафи», «обезвреживали» его без малейшей нежности.

После перерыва, когда я убедился в том, что они отдохнули, я приказал проиграть еще одну ситуацию. Все было так же, как в прошлый раз, только «покушающийся на жизнь» был новым. Парень не был в восторге, когда я ему предоставил эту роль, но ему ничего не оставалось, как согласиться и молиться, чтобы его друзья не повредили его, когда он двинется в нападение.

Но на этот раз я хотел усыпить их бдительность. Другими словами, я им приказал делать все более медленно, чем в первый раз. То есть, чтобы «Каддафи» более медленно вышел из самолета, по ступенькам и через шеренгу людей из группы встречающих его. Машину «президента» отодвинул подальше, от того места, где она стояла. Все было задумано с одной целью: держать подольше охранников в состоянии сосредоточенности.

«Президент» медленно спускался, пока я искал между собравшимися «террориста». Он пожимал руку каждому, кто ее протягивал, говорил пару слов и продолжал путь дальше. Охранники со стороны и сзади «президента», отмечали малейшее движение людей, подходивших к ним. Я даже с расстояния в десяток метров мог почувствовать энергию, которая исходила от них...

«Президент» поприветствовал последнего из встречающих и уже направился к своей машине. Я верил, что в тот момент, когда главная группа осталась далеко за ними, внимание охраны хоть немного снизилось. Но я был не прав.

Когда «террорист» сделал движение рукой, чтобы схватить оружие под одеждой, он был замечен. Ему не удалось вытянуть руку, находящуюся под пиджаком. Он с криком свалился на землю. В тот же момент двое охранников свалились ему на спину, выкручивая его свободную руку.

Двое других образовали живую стенку за спиной «Каддафи», пока оставшийся телохранитель заталкивал «террориста» в машину. Хронометр остановился на сорок пятой секунде в момент, когда президентская машина двинулась с места.

Такие тренировки повторялись много раз. причем покушающийся на жизнь атаковал другим способом и в другой момент ... неожиданно и быстро, но каждый раз безуспешно!

Познакомившись с людьми из посёлка пилотами и техниками, работающими на аэродромах в окрестностях Триполи, я узнал, что каждый раз, когда президент Каддафи приезжает в какой-нибудь город, его ожидают две одинаково подготовленные группы и колонны машин. С одной из них уезжает Каддафи, а с другой - один из его двойников. Меня эта подробность не интересовала. Таким образом, я узнал что мои ученики охраняют и ту, и другую колонну.

Ливийское телевидение непрестанно показывало, как президент Каддафи разъезжает по стране. Он посещал все военные заводы, военно-морские базы, часто гулял по городским улицам и находился в толпе. Для охранников не может быть более ужасающей ситуации.

Мне, как инструктору его охраны, оставалось только изучить все возможные варианты и подготовить этих парней реагировать самым лучшим способом в определенных ситуациях.

Я сказал офицеру по координированию нашей работы, что у меня есть желание посетить с группой один из военных заводов и на месте воспроизвести сцену покушения на президента. Через полчаса этот офицер вернулся и сообщил мне, что завтра можно отвести группу на завод по производству военной одежды и что с нами будет группа старших офицеров.

Раньше я отказывался от таких предложений, потому что не хотел, чтобы кто нибудь мешал моим парням. Но позже произошло нечто важное и у меня появилось желание показать мою группу в полном блеске.

Вечером, непосредственно перед этим событием, я смотрел программу новостей на английском языке и в одном сообщении о посещении Каддафи небольшого городка я увидел курсанта из моей группы среди его телохранителей.

Тогда я убедился в том, что группа с которой я работаю, действительно группа личных охранников полковника Каддафи.

На завод мы прибыли в заранее отведенное время. Всех рабочих вывели наружу, и в производственном помещении остались только наблюдатели и я с группой. Опять, кроме меня и определенного парня, никто не знал, кто является покушающимся на жизнь и как он будет атаковать.

Операция началась. Впереди шли два охранника, за ними «президент», окруженный с каждой стороны двумя телохранителями, за ними шла вся остальная свита.

Пока я готовил сценарий, я заметил возле столов большие утюги работающие с паром под высоким давлением. Я знал, что в данной ситуации они могут быть убийственным оружием, и принял решение.

Роль «террориста» выполнял якобы один из рабочих завода. Это я и объяснил выбранному парню, на что он только кивнул головой.

Я встал в сторону, чтобы иметь возможность видеть и группу, и наблюдателей, и дал знак начинать. Все происходило как нельзя лучше. «Покушающийся на жизнь» рванулся молниеносно и без предупреждения, но телохранители среагировали практически одновременно. «Президента» заслонили, а «террориста» взяли под контроль. Но я не был доволен. Кроме молниеносного реагирования телохранители должны были «разоружить» нападающего. Когда я к ним подошел и спросил, почему они так сделали, они только молчали, бросая взгляды на присутствующих офицеров.

Я приказал повторить занятие. Все закончилось так же. Перенервничав, я сам показал им, как нужно реагировать. Когда нападающий двинулся, я схватил его с большой силой и одним рывком вырвал утюг, находившийся в его руках. Прием был настолько сильным что утюг развалился вдребезги.

— Вот так надо! Вы видели, как это делается? — крикнул я парням.

Они кивнули, но при этом смотрели на своих офицеров. Те же были чем-то недовольны, и один из них, кажется, майор, спросил, знаю ли я, сколько стоит этот утюг. Я ему резко ответил, что не знаю, сколько стоит такой утюг, и что меня вообще это не интересует. Он хотел еще что-то добавить, но я спросил более резким тоном, что, может, этот утюг больше стоит чем жизнь президента Каддафи. Человек побледнел, попятился и вернулся на место.

Может быть, кому-то мое поведение покажется чрезмерно грубым, но поверьте мне, что это было необходимо. Посторонние люди должны были понять важность нашей работы. Да и парни должны уяснить, что любое место может быть хорошим для нападения и возможна любая ситуация.

Мои ученики спрашивали меня на нашем полигоне, на том морском пляже, почему они должны были научиться плавать, нырять, бороться под водой. Настало время дать им ответ.

Опять я потребовал от офицера по координированию обеспечить нам доступ в одну из военно-морских баз, чтобы провести еще одно занятие.

Должен признаться, что все мои требования всегда выполнялись. Так было и на этот раз. Я принял решение создать на одном судне ситуацию, которая граничила с фантастикой, но не была нереальной. Один инцидент, о котором я слышал от некоторых наших офицеров с военно-морской базы, о чем по понятным причинам мне не хочется говорить, дал мне идею провести это занятие.

На этот раз три парня были определены стать «нападающими» на «президента», и я отвел их на другую сторону судна, дал им резиновые кинжалы, приказал раздеться и войти в воду.

Они должны были нырнуть и спрятаться под узкой лестницей, по которой «президент» взойдет на судно. Одному из них я приказал столкнуть «президента» с середины лестницы. Все произошло именно так, как я и задумал. Как только «президент» полетел в воду, окружающие его телохранители прыгнули за ним.

Облокотившись на фальшборт, я мог хорошо видеть, как под водой разразилась ожесточенная борьба между тремя «нападающими» и четырьмя телохранителями. Один из них быстро схватил «президента» под мышки и вытянул его из воды, защищая своим телом. Так он доплыл до мола, ожидая военной полиции. Борьба под водой продолжалась недолго и на поверхности показались головы телохранителей и «нападающих». Я ничего не сказал. Только кивнул головой, оставив своим ученикам время окончательно понять то, о чем я им говорил.

 


РУКОПРИКЛАДСТВО

 

Я привык к тому, что парни с которыми я работал, всегда меня ждали одетые в тренировочные костюмы или кимоно, в зависимости от того, что было предусмотрено программой обучения. Я изумился, когда в один из дней дошел до ангара, а их не было. Я сел и начал перелистывать свой дневник, считая, что их опоздание вызвано чем-то другим. Это были солдаты-профессионалы. Не дождавшись, я пошел вдоль ангара, скрываясь от взора сторожа, разгуливавшего на двадцать метров ниже. У входа я услышал какую-то странную смесь криков, тяжелого дыхания, топтания ног по мягкой почве и тупых ударов. Я ускорил шаг и был поражен зрелищем. На арене диаметром в двадцать-двадцать пять метров, дно которой было усыпано мелким «сыпучим» песком толщиной в тридцать-сорок сантиметров, бегали вместе с остальными и мои ученики. Но не это меня ошеломило. Прохаживаясь, на них кричали офицеры, причем каждый крик, сопровождался ударами деревянными метровыми палками.

Солдаты кричали от боли, дрожали, но молча продолжали бегать.

Тогда я вспомнил, что мои ученики всегда настойчиво упражнялись одетыми в тренировочные костюмы по ужасной жаре, даже тогда, когда я им разрешал раздеваться до пояса. Вспомнил болезненные гримасы на их лицах, когда мы разминались - делали упражнения для разогрева мышц спины и груди.

Как только они закончили бегать и пришли ко мне я разрешил им сделать передышку, а затем приказал раздеться до пояса. Они обменивались взглядами, стеснялись, смотрели на меня умоляюще. Разъяренный тем, что увидел, я крикнул изо всех сил. Тогда они один за другим сняли верхние части тренировочных костюмов.

Сразу можно было увидеть кровавые подтеки и синяки на их груди, плечах, спинах...

Я ничего не спрашивал... А что я мог спросить и что бы изменилось.

Этот урок пропал. Я оставил их отдыхать, постарался объяснить им, что я совсем другой человек, что я хочу быть одновременно их другом и учителем. Я попробовал об этом поговорить с офицерами, с которыми я дружил, но это была запрещенная тема. Просто об этом никто не хотел говорить. Вместо этого по окончании моей работы за ними приезжал офицер, сажал их в катер и вывозил в открытое море. Там он им приказывал прыгать в воду и плыть пять километров обратно к берегу с помощью маленьких досок. Ответил ли кто-нибудь за это - осталось для меня секретом.

Такой вид «обучения» людей мне всегда будет чуждым и гнусным. Вероятно, чтобы отомстить за этих неповинных парней, я всю злобу сорвал на нескольких старших офицерах, принадлежащих к спецсоставу полицейской академии. На урок они пришли в парадных формах, вместо того чтобы надеть спортивные костюмы, и отказались делать упражнения, которые я им показал. Им не хотелось пачкать форму.

Так как в армии больше всего действительна народная пословица: «Ловит волк, да ловят и волка», я им сказал, что все о'кей и что об их поведении я извещу майора Шабания, их коменданта. В тот же момент, несмотря на пыль и на свою форму, они бросились на землю, чтобы переползти определенную часть участка, затем делали упражнения для укрепления мышц живота, рук и остальные необходимые упражнения. Знаю, что им было нелегко, но хоть раз пусть они почувствуют себя так, как чувствуют их солдаты.

 


КОНЕЦ

 

Подошло к концу обучение второго спецподразделения, обеспечивающего безопасность президента Каддафи, высокопоставленных функционеров и других особо важных лиц. Теперь я мог отдохнуть. В Ливию я приехал на год, а вот уже прошел и третий.

Я получил сообщение, что специальная военная комиссия будет присутствовать на выпускном экзамене.

Какой экзамен? Кому такой экзамен нужен? Я отлично знал своих парней и без любого выпускного экзамена мог им дать оценки, характеристики и рекомендации. Но, так как я был нанят обучать группу для специальных заданий, я понял, что должен продемонстрировать уровень их знаний по требованию Верховного командования Ливийской армии. Я известил группу, что от нас требуется, и изумился.

Все без исключения показали такое сильное волнение, чтобы не сказать страх, что в конце концов я задумался о том, как это все пройдет. Несколько раз я был вынужден откладывать день экзамена, так как парни приходили поодиночке и просили меня сдвинуть его по той или иной причине. Я шёл им на встречу, но не мог бесконечно откладывать экзамен. В конце концов я определил срок.

Когда в назначенный день, кажется, это была среда, я прибыл в военный лагерь, на полигон, моя группа уже была там, одетая в кимоно. Они были раскрасневшимися и напряженными. Было видно, что они разогревались.

В каких-то десяти-пятнадцати метрах от нас стояла группа старших офицеров. Они не вмешивались в мою работу. Этого бы я им не разрешил.

Во-первых, я решил проверить, какая у них физическая форма. То есть, у меня было желание сравнить на основании собственных записей с начала обучения, насколько кто из них прогрессировал. К моему большому разочарованию, моим курсантам не удалось выложиться максимально, вероятно, они были взволнованы и подавлены присутствием офицеров. Несмотря на то что я старался их развеселить, шутя с ними, дразня их... Все было напрасно. Волнение сделало своё дело.

Кое-как я закончил эту часть проверки, убежденный (позже это подтвердилось) в том, что эта «комиссия» не имела понятия о том. что эти парни делали и каких результатов они достигли.

Мы перешли к другой части экзамена - к реальным ситуациям. В одном из ангаров военного лагеря, подготовленном для экзамена на основании моих требований и указаний, я заметил, что моя группа наконец-то успокоилась.

Офицеры опять уселись в стороне и наблюдали, что происходит.

Мы повторили все ситуации, которые мой состав отрабатывал в течение трех лет. Они, как и я, знали, что не может быть ошибки. Что знаешь, то знаешь.

Я распределил роли, и мы начали. Все было настолько хорошо, что я не выдержал, и несколько раз бросил взгляд на группу старших офицеров. Все с удивлением кивали головой. Это, вероятно, заметили и мои курсанты и начали более активно проводить задание за заданием. Наблюдая за ними, я всё больше убеждался, что хорошо выполнил работу.

Члены этой группы показали, что они стали хорошими телохранителями.

Я мог спокойно попрощаться со всеми и вернуться домой.

Ко мне подошел майор Шабани, заместитель начальника академии, поблагодарил меня и затем вручил мне пачку каких-то карточек. В канцелярии он сказал, что у меня достаточно времени на то, чтобы вписать в карточки отметки и характеристики каждого курсанта в отдельности. Пока он закрывал дверь, я увидел, что он оставляет на посту одного капитана. Я знал, что все, что в этот день я запишу в карточки этих парней, останется с ними навсегда. Поэтому взял свой журнал работы и еще раз перелистал каждую страничку.

Через два часа я закончил работу.

Майор Шабани забрал документацию и положил в сейф. Затем он повёл меня в достаточно большое помещение, где меня ждали мои ученики и все офицеры, присутствующие на выпускном экзамене. Меня встретили аплодисменты и улыбающиеся лица.

Первым говорил майор Шабани, на арабском, а потом на английском языке. Выразил свою признательность и поблагодарил за все, что я сделал, обучая парней. После этого меня попросили сообщить отметки. В эту минуту я вспомнил все телефонные звонки, товарищеские просьбы «особо обратить внимание» на отдельных парней из группы, так как они значительны по той или иной причине, по семейным или каким-то другим соображениям. Никто из них не знал, что я каждого из состава группы оценил и дал ему отметку давно, еще до этого экзамена. Все-таки я вытащил журнал и прочитал отметки. Самая низкая была восьмерка. Главным образом, парни получили девятки, а было тут и несколько десяток.

И опять я им показал, что с самого начала я пристально наблюдал за тем, сколько кто старался, как он делал все то, что надо было сделать и освоить, при выполнении определенных заданий. Отметки я «растянул» от чистой девятки, через 9,2-9,4-9,5-9,7-9,8, до десяти.

Парни прыгали от радости, хлопали друг друга по плечам, с гордостью смотрели на собравшихся офицеров и начальников.. Я испытывал удовольствие, так как все отметки, вся эта радость были моим трудом, моей трехлетней работой и жизнью в далекой Ливии.

То, что я хорошо выполнил работу, я мог прочитать в глазах этих юношей, которые меня во время обучения одновременно любили и ненавидели,тренируясь на раскаленном песке морского берега или холодными ночами в пустыне...

 


КАДДАФИ

 

Я чувствую, что вы с полным правом спрашиваете, почему я не упоминаю свою встречу с президентом Каддафи? Видел ли я когда-нибудь его? Познакомился ли я с ним лично? Проявлял ли он интерес к человеку, который обучал людей, охраняющих его жизнь?

Я видел президента Каддафи, но только по телевидению, так же как и миллионы его подданных. Мы лично не познакомились, хотя я этого хотел. Несколько раз я выражал желание лично его встретить и познакомиться с ним. Никогда мне не отказывали в этом прямо, а обещали мне встречу при первом удобном случае. Прошло три года, а удобный случай не представился.

Мне удалось приблизиться к нему только раз на семь-восемь метров, когда он посетил Военную академию, чтобы провести смотр своих телохранителей, моих учеников, и вручить им награды. Произошло это через семь дней после выпускного экзамена. Немного по привычке, немного из-за некоторых мелких дел, я по-прежнему ходил в академию и хорошо помню, что была суббота, когда я пошел туда в последний раз. Знакомый офицер сообщил мне, что будет проведен смотр и я могу присутствовать, если пожелаю. Конечно, я этого желал. Быстро привел себя в порядок. Мне сказали, что увижу президента из окна моей канцелярии, которая была в десяти метрах от сборного пункта, на котором должны были выстроиться мои парни.

Во всем военном лагере чувствовались волнение и напряженность. Офицеры и солдаты в парадной форме бегали по всем направлениям. Военный оркестр настраивал инструменты...

Около девяти часов я увидел моих учеников. Все они были в парадной форме - меня предупреждали, когда я начал обучение, что они уже имеют воинские звания, но я не знал, что у них такие высокие чины. Они помогали друг другу поправлять ремни, галстуки, шапки... На их мундирах не было ни пылинки. Меня привели в изумление их глаза. Они пылали странным пламенем. Тогда я понял, что они заворожены ожидаемым появлением президента Каддафи.

Через два часа, сразу после одиннадцати часов, прозвучала решительная команда где-то в конце шеренги. Перед выстроенными парнями промчался джип с каким-то оторопевшим майором и остановился на другом конце. Тогда появилась машина американская. Мне кажется, что это был «Шевроле». На заднем сиденье сидел Каддафи. Я подвинулся немного ближе к окну, чтобы лучше увидеть то, что происходит внизу, и тогда я ощутил живую стену, окружающую меня, наблюдающую не только за движением моей руки или ноги, но даже как я дышу. Десяток старших офицеров буквально приклеились ко мне, но все наблюдали за Каддафи. Полковник вышел из машины с палочкой, которую носил всегда под мышкой и направился к шеренге. Военный оркестр начал играть ливийский гимн. Все встали смирно. Парни в шеренге были больше похожи на мраморные статуи, чем на живые существа.

После того как сыграли гимн, оркестр начал играть один из военных маршей, и полковник Каддафи направился вдоль шеренги. Дошел до конца, развернулся и пошёл обратно, приветствуя каждого и протягивая коробки то ли с орденами, то ли с какими-то другими специальными подарками, это я не мог видеть. И тогда я невольно вспомнил, сколько эта привычка заходить в толпу и здороваться с каждым доставила мне мучений при отработке моими парнями действий по его защите. Церемония продолжалась почти час.

Каддафи с каждым из телохранителей разговаривал, останавливался, улыбался... Это была моя единственная встреча с Каддафи.

 


ОТЪЕЗД

 

Через несколько дней после сбора телохранителей по поводу визита Каддафи я заявил капитану Сала, тому, который меня так обидел в начале моего пребывания в Триполи, что моя работа закончена, что я в Ливию приехал на год, а остался на целых три, и что настало время вернуться с семьей домой, в Белград.

Он посмотрел на меня так. как будто я влетел в его канцелярию с Марса прямо через потолок.

— Что Вы сказали? - спросил он меня, склонив голову, пронзив меня своими черными как уголь глазами.

— Я решил! Возвращаюсь домой, в Белград. Вылетаю первым самолетом в Югославию, - ответил я резким голосом.

— Этого не может быть, - почти крикнул он. - Вы нужны здесь, Вас ждет еще много работы и...

Я внезапно поднял руку и прервал его на полуслове. Он разинул рот. Его никто не смел прерывать, а тем более возражать ему. Если бы посмел, он. вероятно, ударил бы меня, как он, я в этом убежден, поступал со своими подчиненными.

— Я здесь не останусь ни одного дня. Поняли ли вы это? Вам ясно?

Он понемногу успокоился, сел за стол, еще раз прострелил меня своим надменным, дерзким взглядом.

— Хорошо, посмотрим. Только прежде чем я вас отпущу, вы должны просто показать нашим людям все, что знаете. Они это заснимут, и если это им понравится, вы можете начать собираться в дорогу, — он постарался найти какой-то компромисс, но это больше походило на шантаж.

Мне не приходило в голову, что в настоящий момент преимущество было на его стороне. То есть мой паспорт, а также паспорта моей супруги и дочери лежали в его сейфе тут, в канцелярии. Я только махнул рукой и вышел. Он крикнул что-то на арабском языке мне вслед, но я на это не обратил внимания. Я не остался бы даже если бы он попросил меня на чистом сербском языке.

Должен признаться, что я взбесился. Я научил ливийских военнослужащих всему, что было нужно, а сейчас один капитан, может быть, по чьему-то распоряжению так обращается со мной, шантажирует...

Дома я успокоился настолько, что смог позвонить полковнику Сади и объяснить, что произошло.

— Вы должны понять меня, вы мой друг. Я больше не могу. Я приехал на год. а остался на три года. Я утомлен. Я истосковался по Белграду, по товарищам. Мне хочется увидеться с моими учениками. Я действительно больше не могу...

—Подожди, я приеду, — коротко сказал полковник Сади.

Он добрался очень быстро. Войти отказался. Был бледен и в ярости. Обычно он был очень сдержанным и всегда улыбался. Полковник был в штатском и приехал на своей машине. Как только я сел в машину, он нажал на педаль и машина помчалась на полной скорости.

Мы быстро доехали до контрольно-пропускного пункта военного лагеря.

Часовой остановил нас с оружием наготове, но, узнав полковника, побледнел и приветствовал его, одновременно поднимая шлагбаум. Машина промчалась, поднимая облако пыли. Все-таки мне удалось увидеть, как часовой кричит что-то в трубку, показывая рукой на меня. До здания, в котором была расположена канцелярия капитана Сала, было приблизительно восемьсот метров. Хорошо было видно, как солдаты выбегают из здания и становятся в шеренгу. За ними выбежал и капитан Сала, одергивая гимнастерку и поправляя фуражку. Полковник коротко приветствовал их и вошел в здание. Мне удалось уловить несколько улыбок и кивков головой солдат из шеренги - моих первых учеников, пока я спешил за полковником и капитаном, который настойчиво старался вступить в разговор со старшим по званию офицером, чтобы привести его в хорошее настроение, но ему это не удавалось. Как только мы уселись в канцелярии, капитан Сала отослал дежурного офицера принести паспорта. Через две минуты паспорта лежали на ладони моего друга полковника Имгаде Шериф Сади.

Полковник встал, кивнул головой и пошел к выходу. В дверях я бросил беглый взгляд на капитана Сала. Его смуглое лицо приобрело оливковый цвет. Он дрожал от бессильной злобы. Я слегка усмехнулся и навсегда захлопнул двери его канцелярии. На входе в здание еще стояли выстроенные в шеренгу солдаты и младшие офицеры. Мне стало жалко, что у меня нет времени поздороваться с ними, сказать им доброе слово на прощание. Проходя мимо, я им только махнул рукой, прежде чем уселся на сиденье возле все еще сердитого полковника Сади.

Таким образом, мое пребывание в Ливии и в Триполи закончилось необыкновенным способом - без прощания, товарищеского ужина, планируемого мною, без обмена адресами... Я еле дождался рассвета и с женой и ребенком помчался в аэропорт.

Теперь, после стольких лет, я забыл и капитана Сала, и его мелкие пакости.

Осталось только воспоминание о полковнике Сади, майоре Шабани и о еще десятке офицеров, с которыми я подружился, с которыми я делил хлеб и соль. Осталось воспоминание о моих учениках, о днях и ночах, проведенных на морском берегу, о ночах в пустыне, в ангаре или на полигоне, на которых я их «изматывал», стараясь сделать из них телохранителей, которых каждый пожелал бы иметь возле себя, за своей спиной.

Долго по возвращении домой я анализировал свое пребывание в Ливии: все ли я сделал профессионально?

Кажется, что да. Как мне иначе объяснить тот факт, что когда полковник Сади приезжает в Белград, всегда дает знать о себе, передавая приветы от людей, с которыми я работал.

Поэтому, заканчивая свой рассказ о пребывании в Ливии и Триполи, могу сказать, что я самым лучшим образом выполнил еще одно задание.

 


Верица Врачаревич

С ДЕВУШКАМИ В ЛИВИЙСКОЙ АРМИИ

В Триполи я уже два месяца, но чувствую себя туристкой. Очевидно, меня пригласили прежде всего из-за Любомира, так как он без меня и ребенка не желал оставаться в этой стране. Я и сама способна и готова обучать девушек из женской Военной академии, но я должна указать на тот факт, что за мной никто не приезжал.

Любомир каждое утро уезжал в военные лагеря, занимался своей работой и возвращался домой поздно, в большинстве случаев усталым.

Дни для меня проходили монотонно. Моим единственным обществом были моя пятилетняя дочурка и телевизор с видеомагнитофоном.

Наконец в начале ноября мне сообщили, что высылают машину за мной и ожидают моего участия в обучении. Должна признаться, что я была взволнована. Надо было встретиться с девушками, о которых я ничего не знала, причем я не знала ни слова по-арабски. Я надеялась, что кто-то из них знает английский язык и что мы как-то поймем друг друга. Занятую такими размышлениями, водитель провез меня вдоль высокой и очень длинной стены до какого-то низкого здания и повел внутрь. Там, собранные группами, меня ожидали мои будущие ученицы. Было их пятьдесят, и были они разного телосложения от худеньких и стройных, хотя их было немного, до девушек, принадлежащих к «тяжеловесной» категории. На всех были тренировочные костюмы и тапочки.

Ко мне подошла дородная женщина в военной форме и сообщила, что будет моим координатором и будет решать все мои проблемы в работе.

Какое-то время девушки и я только смотрели друг на друга. Я не знала, с чего начать, и постаралась по-английски объяснить, что я намерена делать с ними в это утро, но они проявили полное равнодушие. Тогда я им мимикой показала, что надо начать с бега, затем с упражнения для разогрева мышц, прежде чем я начну им показывать технические приемы. Все началось с неимоверных трудностей, я была готова заплакать и бросить это дело. Но все-таки победило мое упрямство: я приглашена как инструктор для этих девушек и буду им любой ценой. Это было мое непреклонное решение.

Проходил день за днем. Было трудно. Просто они меня не принимали как свою, а я не нашла соответствующий подход к ним. Для них я была только иностранкой, принадлежащей миру, который сильно отличался от их мира, - это было главное препятствие.

В конце концов я должна была сообщить об этом той «офицерше». Я надеялась, что ее присутствие на занятиях, ее авторитет заставят девушек заниматься и мы начнем работать по-настоящему.

На следующее утро она появилась у здания, где я занималась бегом с девушками. Одна из них, которая чаще и больше всех бойкотировала работу, пробежала положенные десять метров и затем просто села на землю и уставилась в пространство. Я с интересом стала наблюдать за тем, что же эта «офицерша» сделает.

Она медленно подошла к сидящей девушке и внезапно ударила ее деревянной палкой, которую скрывала за спиной.

Она ее ударила со всей силой по лицу. Кровь облила мою ученицу, и она молча помчалась догонять остальных. Я была изумлена. Такого поведения я не ожидала. Тогда я решила, что бы ни случилось, больше не жаловаться этой женщине-солдафону. Я надеялась, что девушки сами образумятся после этого случая.

Так и было. Через месяц после этого инцидента все изменилось к лучшему. Девушки быстро привели в норму свои талии, уважая все мои требования, старались четко проделать каждое упражнение, пробежать до последнего сантиметра определенной дистанции и, наконец, взялись за изучение определенных техник. Я не знала, какому роду войск они принадлежат и чему будут служить заученные техники. Кроме того, я много и не старалась узнать об этом. Но, несмотря на определенный прогресс, они сторонились меня.

Были случаи, когда я приходила в Академию, а их там не было. Позже я узнала, что их без предупреждения увозили в пустыню на учения. С одной стороны, меня это устраивало, так как они понимали, насколько важна физическая подготовка, которую я вначале с большим трудом «вливала» в их мышцы, сухожилия, суставы.

Большей частью дни проходили монотонно. Иногда происходило что-то, что на короткое время нарушало с трудом установленный порядок.

Помню одно утро, когда мы закончили с обязательным бегом, я им велела сесть и показала, как расставить ноги, чтобы сделать определенное упражнение. К моему большому изумлению, ни одна из них не двинулась с места. Только когда я крикнула и еще раз показала, что им надо сделать, одна из них подняла руку и показала куда-то на стены.

— Мужчина... инструктор... мужчина! Действительно, в ста метрах от нас какой-то парень работал на столбе.

— Ну и что, если это мужчина? Он далеко.

Я повторила команду.

И на этот раз мой приказ остался невыполненным. У меня не было другого выхода, как отвести их за здание. Только там они сделали то, что я от них требовала.

Через несколько месяцев я заметила, что наши отношения улучшаются и мои ученицы чаще остаются со мной после занятий. В начале они застенчиво просили какую-нибудь видеокассету, так как достать их они не могли никаким способом.

И еще. Пока мы сидели в комнате отдыха, пили чай и соки, все чаще подходили девушки, обучающиеся в других группах, видимо более раннего набора. Мои ученицы были вторым «поколением» Академии. Обучение продолжалось два года, и после этого в Академию поступала новая группа девушек. Так вот эти девушки подходили ко мне и просили показать им какую-нибудь технику, какой-нибудь прием. Я не стеснялась тут же на полу показать все, что их интересовало.

Случалось, что мои ученицы исчезали на недельку-две, причем меня никто не осведомлял об этом. Я знала, что когда мой постоянный водитель не приезжал за мной, значит, мои девушки где-то в пустыне и «платят дань» выбранной ими профессии. Мне было трудно их понять. Мне было еще тяжелее, когда они мне сказали, что в большинстве случаев не выходят замуж. То есть, ни один ливиец не хочет жениться на девушке, одетой в форму. С другой стороны, они настолько обожали президента Каддафи, что на алтарь служения ему приносили и эту жертву.

В Академию трудно было попасть. Не только число курсантов для каждого семинара было ограниченным до пятидесяти-шестидесяти девушек, но и обучение было слишком дорогим. Поэтому и курсантки принадлежали к более высоким, богатым слоям Джамахирии.

Их отсутствие из-за учений, летних и зимних каникул предоставляло мне возможность полностью посвятить себя ребенку и общению с соседями. Мы жили в поселке совершенно обособленно от ливийцев. Нашими соседями были русские, бразильцы, пакистанцы и ирландцы. Со всеми у нас были хорошие отношения, прежде всего благодаря тому, что Любомир в свободное время собирал детей наших соседей и посвящал их в тайны айкидо. В те времена, помню, русским было запрещено дружить с остальными, поэтому они приходили к нам так, чтобы их никто не видел - ночью. Мы сидели до поздней ночи, и каждый раз с новой семьей. Нам это необходимо, потому что так было легче перенести климат и общепринятые отношения в стране, которая отличается от нашей, где нравы обывателей никак не похожи на наши. Единственный ливиец, который стал нашим близким и домашним другом был полковник Имгада Шериф Сади. Все остальные держались от нас на расстоянии.

В конце учебного года надо было провести выпускной экзамен. Я. как и мой супруг, готовила план и программу экзамена, но все это осталось на бумаге.

Может быть, девушки не хотели показать, что они выучили, или по каким-то другим причинам, но экзамен был похож на обычный урок физкультуры. Вместо экзамена девушки приготовили прекрасный прощальный вечер... Были подарки, грусть и немного слез.

Когда я покидала здание Академии, я поняла, что между нами навсегда осталась та высокая непреодолимая стена, окружающая Академию. Я поняла, что они останутся навсегда отдельным миром, далеким от нас, посвященным вере, закону и магнетической притягательности президента Каддафи.

 

Когда мы отправились в Ливию, моей дочурке Анне было всего пять лет. Я волновался, потому что незнал, как она перенесет поездку, встречу с незнакомой страной, климатом, людьми... К нашемусчастью, все прошло благополучно. Уже после возвращения из Ливии у Анны в школе былаписьменная работа. Я изумился, когда она показала, о чем писала. Ее работа была посвящена поездкев Ливию и ее первой встрече с Триполи. Несмотря на то, что это работа повзрослевшей девочки, было бы интересно ее опубликовать, так как она верно отражает все то, что она пережила пятилетнейдевочкой. Вот как она все это описала.

 


Анна Врачаревич

ВОСПОМИНАНИЯ

Не знаю, в который раз я посмотрела через маленькое окошко самолета. Подо мной через клочья белых облаков расстилалась бесконечная голубизна Средиземного моря.

Я была очень взволнована. Еще немного, и самолет сядет в Триполи. Наконец я узнаю эту чужую, таинственную страну и ее народ. Что это за люди, с которыми нам предстоит жить? Хорошие, плохие, таинственные, недоступные?

Мы приземлились. В аэропорту была страшная давка. Всюду толпились люди, одетые в разнообразные одежды. Мое внимание привлекли ливийцы и их жены. На них были белые простыни и только через прорези на этих странных, больших белых накидках выглядывали богато украшенные пестрые национальные костюмы.

Перед зданием аэропорта мы увидели кучу детей. Они бегали кругом и что-то выкрикивали пассажирам. Их язык для меня был совсем чужим.

Мы уселись в машину и поехали в город. Через открытое окно я почувствовала, как мне в лицо бьёт горячий, сухой ветер.

Как из-под земли появились старые развалины - свидетели каких-то древних цивилизаций, каких-то других времен. Потом мы подъехали к жилым домам. Все они были окружены высокими стенами и еще более высокими деревьями. За стенами можно было услышать детский смех...

Мне казалось, что я попала в какую-то сказку из «1001 ночи». Все это казалось нереальным в жарком воздухе пустыни.

Во время моего пребывания в Ливии я видела много новых и красивых вещей, из-за которых я бы снова вернулась туда. Мне стало грустно, когда папа объяснил, что я никогда не смогу войти в мечеть, которая снаружи удивляла меня своей красотой.

Мне было интересно слушать их молитвы. Больше всего меня привлекала музыка, сопровождающая торжества. Она была какая-то печальная, очень характерного ритма. Ритма, про который я бы сейчас сказала, что он отражает их тяжелую жизнь под горячим небом, в сердце пустыни Сахары. Эти песни были их святыней. Ими они приветствовали солнце, вызывали дождь во время засухи, старались умилостивить своего Бога...

Посещение каждого нового города было приключением, незабываемым событием. Мне казалось, что каждый камень скрывал хоть одну тайну.

Единственным оазисом в этом океане песка было Средиземное море. Дни мы проводили на необъятных песчаных пляжах, расслабляясь в свежести, которую нам дарили волны. Наблюдая эту необъятную голубизну, я задавала себе вопрос, какие тайны скрывает это большое море?

В поселке, где мы жили, были ребята из многих стран, и вскоре у меня появилось много новых друзей, так что разлука с Белградом и старым моим обществом не была трудной. Мы быстро находили общий язык в чужом мире. И так я изо дня в день привыкала к новой среде.

К моему большому сожалению, время проходило очень быстро. Я знала, что вскоре мне придется расстаться со всеми. Я этого не желала и думала, что я никогда не смогу покинуть своих новых друзей и подружек, эту божественную страну, которую я начала считать своей.

Все-таки настал день расставания. Со слезами на глазах я покинула Триполи, унося с собой в сердце много хороших воспоминаний и очарование мистики.

Итак, Ливия далеко от меня, но я не теряю надежды, что в один прекрасный день я вновь почувствую запах Средиземного моря, ветер пустыни, запах цветущих апельсинов, запах спелых фиников и постоянный гул старого порта ..

 

 


ПОЕЗДКИ В ЯПОНИЮ

Исток

Я долго думал, как начать мой рассказ о посещениях Японии - Страны восходящего солнца, колыбели самого большого числа боевых искусств, которую я в моих юношеских снах посещал из ночи в ночь, ища самураев прошедших времен.

Я ездил три раза в Токио, и каждое мое путешествие туда - отдельная притча, приключение, которое навсегда остается в душе.

Под влиянием сентиментальности я решил поехать в том далеком 1978 году, когда мне была предоставлена возможность в первый раз попасть на Дальний Восток, родину боевых искусств, ставших моим ежедневным занятием, моим образом жизни. Но в первое путешествие я не поехал вслепую. В Токио жил человек, который был моим учителем, идолом, а затем стал, могу с гордостью сказать, моим другом - сенсей Хироши Тада.

Я знал, что он мне поможет найти и записаться в самый лучший додзё, где я буду упражняться у самых лучших мастеров, и даст почувствовать дыхание родины боевых искусств.

В Токио жил и мой старый друг, мастер дзюдо Бода Миялкович, на чью всестороннюю помощь я мог наверняка рассчитывать.

Все остальное было - находчивость, личные желания и амбиции.

Мне исполнился 31 год, неосуществленный сон и немного денег, и в апреле 1978 года я после долгих подготовок нашёл возможность поехать в Японию. Группа наших врачей ехала через Сингапур в Индонезию, и мои друзья из ЮАТа сказали, что с минимальной оплатой я могу проехать с ними большую часть дороги. Быстро я собрал немного вещей, кимоно, несколько книг и много консервов, чтобы прожить первое время, пока не устроюсь. Полет до Сингапура прошел спокойно, хотя меня тревожила мысль о встрече со Страной восходящего солнца, страной моих детских снов.

Приезд в Сингапур останется навсегда в моей памяти. Я зря ждал, что появятся с остальным багажом и мои чемоданы. Когда я понял, что что-то неладно, я сделал заявку органам в аэропорту. Быстро составили протокол с примечанием, что если в течение нескольких дней не найдут багаж, возместят мне потерю.

Я позвонил известнейшему в мире игроку в водное поло Мирку Сандичу, который был представителем ЮАТа в Сингапуре, так как мне сказали, что он постарается (опять за небольшие деньги) продолжить мой путь в Токио.

Уже на следующий день я очутился с протоколом, но без багажа в самолете «Кети пацифик». Путешествие и обслуживание были на высочайшем уровне. Мы летели через Гонконг. Уже встреча с городом, прикрытым вуалью таинственности, предвещала встречу с настоящим Дальним Востоком.

К моему большому разочарованию, в токийском аэропорту меня не ждал мой друг господин Тошио Немото. Слишком занятый делами в фирме «Акай», он не смог приехать. Как только мы переговорили по телефону, я поехал в район Токио Митака, в котором расположена гостиница«Сан парк», которую мне рекомендовал Немото. Гостиница полностью соответствовала моему материальному состоянию.

На следующий день мне уже было легче, так как я встретился с дзюдоистом Бодом Мияпковичем. Он сразу предложил мне помощь в любом виде, включая и пачку денег крупными купюрами. Поблагодарив его за это, я решил приспосабливаться сам, насколько это будет возможно. Мне было достаточно того, что он показал несколько ресторанов, в которых в определенное время (если я хорошо помню - между 12 и 14 часами) за небольшие деньги можно было поесть вдоволь.

Через семнадцать дней прибыл и мой потерянный чемодан со спасительным запасом консервов.

Но давайте вернемся к началу.

Через два дня после прибытия в Токио я пришел на улицу Вакаматсу-цо, квартал Сунджуку-ку, где расположен Хамбо-додзё. В нем главным учителем был Кишомару Уешиба, обладатель черного пояса, 10-й дан. Сейчас вы легко поймете, почему я ежедневно ходил на тренировки, упражняясь по четыре-пять часов.

Только те, кто действительно любит и упражняется в боевых искусствах, знают, как я себя чувствовал, работая с Кишомару Уешибой, сыном основателя айкидо. Если я вам скажу, что его ассистентами были самые известные имена в айкидо, как например: Хироши Тада, Масуда, Йамагу-чи (все обладатели восьмого дана), затем Кацуо Чиба (шестой дан), Китамура (пятый дан), Тошио Немото (четвертый дан), тогда мое вдохновение и мое желание упражняться до упадка сил будут вполне ясны.

Я убедился в том, что это мастера высочайшего класса, что они могут сделать все, что пожелают, буквально все! Меня сенсей Кишомару часто вызывал быть его ассистентом, что было для меня большой честью и признанием. Когда он хотел, он легко бросал меня, пользуясь при этом двумя пальцами. Я знал почти все техники, знал, что он сделает, но все-таки мне не удавалось ему противостоять.

Упражнялся я, не чувствуя ни голода, ни жажды, ни усталости. Я едва дожидался рассвета следующего дня, чтобы по дороге съесть бутерброд и дойти быстро до Хамбо-додзё.

Я сразу заметил, что мой приезд в Хамбо-додзё изменил обычную обстановку. Во-первых, я был первым иностранцем среди них, во-вторых, они даже не знали, где находится Югославия, страна, из которой я приехал. Моё настойчивое желание упражняться и желание выучить как можно больше, очевидно, хорошо были восприняты и вызывали одобрение. Вероятно, поэтому случилось то, во что я не мог поверить. То, что в самых смелых снах не приснится.

Как-то раз после обеда ко мне подошёл секретарь Хамбо-додзё и сказал мне, чтобы я после тренировки и купания не уходил. Я сразу спросил почему.

- Сенсей Уешиба хочет, чтобы вы были гостем на ужине, - ответил секретарь.

Я просто не поверил своим ушам. На моё заметное изумление и недоумение секретарь только улыбнулся благосклонно и ушёл.

Те пятнадцать минут, пока я ждал появления сенсея Кишомару Уешиба, были самыми длинными в моей жизни. Неизвестно, сколько шагов я проделал туда и обратно в холле, сколько раз я сел и встал с деревянной скамейки...

Я вспомнил рассказы о том, что японцы очень сдержанны в обращениях с иностранцами, что они недружелюбны на наш балканский манер, что они слишком деловые и тому подобное.

А сейчас мне предстоит ужин с самым известным мастером айкидо.

Через пятнадцать минут появился сенсей, сопровождаемый восемью ассистентами. Все были одеты в торжественные, традиционные кимоно, которые когда-то одевали гордые самураи. Им только не хватало мечей за поясом.

Квартал, где находится Хамбо-додзё, расположен в районе Синджуку-ку, старой части Токио, со старинной японской архитектурой, где над входом в каждый дом и сегодня качаются фонари, сделанные из разноцветной бумаги, с улицами, где нет большого количества машин и шума. Из школы мы пошли по токийским улицам. Окруженному этими современными самураями, одетыми в торжественные кимоно, мне казалось, я переместился во времена сегунов. Сенсей Кишомару Уешиба шёл медленным шагом, предоставляя мне возможность все это впитать, почувствовать и запомнить.

Вскоре мы дошли до маленького ресторана, в котором нам едва удалось разместиться. Мы заняли места за столом, к моему большому счастью, и подождали, пока подойдёт хозяин, который, очевидно, знал сенсея.

Он глубоко поклонился несколько раз и остался ждать, пока мы сделаем заказ. Сенсей сначала спросил меня, что я буду пить.

После тяжелой и долгой тренировки я очень много потерял жидкости, и больше всего мне захотелось заказать много холодной жидкости, больше всего мне хотелось пива. Но, чтобы показать учителю, что я живу спортивной жизнью, я заказал сок. Как и все остальные, он посмотрел на меня с изумлением, но, так как я был гостем, - мое желание было законом. Напрасно мне учитель не посоветовал выпить что-нибудь другое. Когда позже официант принес большой поднос с напитком, который я заказал, я понял, почему мои хозяева так изумленно посмотрели на меня. Перед каждым из них официант поставил литровую бутылку холодного пива. Я получил стаканчик какого-то неопределенного напитка, который не только не утолил жажду, но меня даже от него затошнило.

Я дал себе слово, что «отрекаюсь» от спортивной, витаминной жизни и что на следующий раз я себе тоже закажу пиво.

Но мои мучения на этом не закончились. Сенсей заказал ужин для всех - и я с изумлением понял, что официант принес большую, сырую рыбу, порезанную на куски. Чтобы показать хозяину, что все о'кей, я изобразил довольную улыбку.

Они начали угощаться, залили сырую рыбу какими-то специями и соусами и с удовольствием начали ее есть.

Я стеснялся, но в конце концов с большим усилием отрезал кусок рыбы и положил его в рот. Я его чуть не выплюнул. Зажал рот и с глупой улыбкой стал его жевать. Когда я убедился, что никто на меня не смотрит, я вытащил неразжеванныи кусок и тайком положил его в карман. Владелец ресторана и мои хозяева все время смотрели на меня. Мне пришлось сознаться, что у нас рыбу едят только жареную или вареную, и попросить владельца ресторана поджарить ее. Он на меня посмотрел так, как будто я в это мгновение провалился через крышу в его ресторан, но по знаку сенсея Кишомару Уешибы исполнил мое желание. Все смеялись от души, а я себя ужасно чувствовал. Остался я голодным и меня очень мучила жажда.

Но сознание, что я провел вечер за столом с самыми известными в мире айкидоками, возместила мне все мои мучения.

Никогда не забуду моего первого учителя, с которым я подружился. Он меня принял сердечно. Он сделал еще больше сенсея Уешибы. Он пригласил меня в гости к себе домой.

Мы сидели на полу, то есть на подушечках, за низким столиком, пока его супруга готовила нам самые вкусные блюда из рыбы, грибов, неизвестных мне плодов моря и устриц. Все было приготовлено изящно, с большим вниманием и чрезвычайно вкусно.

На другой раз учитель пригласил меня на завод «Акай», на котором в то время было две тысячи рабочих. Только посетив этот завод, я понял, что такое большое предприятие. Если я не ошибаюсь, сейчас мой первый учитель, Тошио Немото - президент фирмы «Акай».

 


ТИГР

 

Где-то в середине моего пребывания в Токио я решил лично познакомиться с живой легендой карате - сенсеем Гоген Ямагучи. Еще в Белграде я раздобыл его адрес, но только здесь, в Токио, я понял, что недостаточно иметь адрес, чтобы найти кого-нибудь, нужны еще желание и настойчивость, чтобы добраться до него.

Хотя я не очень люблю каратэ, прежде всего из-за грубости, которой много в этом боевом искусстве, я решил поближе посмотреть на человека, о котором, пока он был жив (умер он в прошлом году), рассказывали настоящие легенды. Он был просто человеком, с которым можно было лично увидеться и познакомиться.

Но одно дело - желание, а другое - действительность. Проблемы начались уже с первой попытки. Зря я показывал таксистам бумажечку с названием улочки - Теме зем-пуи-куй, на которой находилась школа легендарного мастера. Спрашивали меня, знаю ли я квартал, в котором находится улица. К моему большому сожалению, я этого не знал.

Но я не был бы Любомиром Врачаревичем, если бы меня Бог не сделал упорным и настойчивым.

Я следовал интуитивно, что звучит странно, в огромном Токио . Но, несмотря на это, через несколько дней поисков, я вдруг очутился перед большими деревянными воротами с каменными скульптурами львов по обе стороны.

Мне повезло, я набрел на точный адрес. Додзё находился в старой части города, окруженный зданиями, помнящими еще два десятилетия прошлого века или даже больше. Ворота были открытыми, и я вошел во двор. Вдруг я откуда-то услышал характерные крики упражняющегося каратиста. Вскоре я его и увидел. Парень, позже я узнал, что он австралиец, беспрестанно бил кулаками в большую автомобильную шину, подвешенную на тросе. Я заметил, что его суставы на кистях содраны в кровь, но он на это не обращал внимания. Я отошел в сторону и подождал, пока он не закончил тренировку. Тогда я подошел к нему, представился и рассказал, зачем явился.

Он с удивлением меня рассматривал и кивал головой. Потом он мне сказал, что это невозможно, и вышел. Еще некоторое время я гулял по додзё, ожидая, что кто-то появится. Напрасно я ждал. Я решил завтра вновь попробовать.

На следующий день в дверях меня встретил настоящий гул бойцовских криков. Додзё был переполнен учениками. Я взглядом поискал главного учителя, надеясь, что это будет Ямагучи, но к моему большому изумлению понял, что главная здесь женщина. От первого же каратиста я узнал, что эта дама - дочь легендарного учителя карате.

Дорогие мои, если бы вы видели, с какой легкостью эта дама буквально нокаутировала нескольких каратистов, бросая их вокруг себя, как тряпичные куклы... Показав им несколько ударов и поклонившись, она исчезла за дверью. Каратисты закончили тренировку и ушли в раздевалки и душевые.

Опять я ждал, что кто-нибудь появится. Затем появился один индонезиец, который представился личным секретарем сенсея Ямагучи. Обрадованный, что наконец встретил нужного человека, я ему рассказал, кто я, чем я занимаюсь и почему я здесь. Почти обиженно он мне сказал, что об этом не может быть и речи. Разве я не знаю, кто Гоген Ямагучи? Я сказал, что я это знаю и что как раз поэтому я хочу с ним познакомиться. Он опять мне энергично сказал, что ничего не выйдет. Я продолжал убеждать его, пока он не сказал: «Хорошо. Придите завтра, поговорим».

Если он подумал, что я отстану, то он ошибся.

На третий день мне посчастливилось.

Секретарь усадил меня на какой-то стул и попросил подождать. Вернулся он через полчаса весь озаренный.

— Вы удивительно счастливый. Сенсей согласился принять вас! Подождите здесь, — сказал он важно и опять исчез в доме.

Пока я ждал, появилась одна старая дама и объяснила мне, что я жду только потому, что старый сенсей хочет надеть торжественное кимоно, прежде чем появится перед андзином – иностранцем.

Я ей с благодарностью улыбнулся. Во мне пылал огонь. Я никак не мог дождаться живую легенду, человека, про которого я еще давно читал, что когда китайцы его взяли в плен и заперли в клетку с тигром, он голыми руками убил этого короля джунглей!

Когда в конце концов он появился передо мной, одетый в серо-голубое шелковое кимоно, с веером, засунутым за широкий пояс, с длинными поседевшими волосами, острым взором, у меня всё поплыло перед глазами. В то мгновение мне показалось, что передо мной стоит настоящий двуногий тигр.

Я встал и поклонился сенсею Ямагучи, чтобы ответить на его внимание. Хотя ему тогда было семьдесят восемь лет, он стоял прямо как сосна, с глазами, которые излучали огромную энергию... Я инстинктивно посмотрел на кисти его рук. Я сразу понял, что эти руки способны сделать все, что угодно.

Он мне показал на стул и сел напротив меня. Разговор протекал сам по себе. Я уже не помню, о чём я его все спрашивал, что я ему говорил о себе, о Югославии, боевых искусствах, так популярных у нас. Всё это время я провел как бы в трансе. Эта встреча продолжалась три часа. Неожиданно старый учитель вытащил откуда-то деревянную шкатулочку, показал мне старую пожелтевшую фотографию.

— Вот это - я, а этот парень - Морихей Уешиба. Когда-то, — сказал он, показывая на фотографию, и погрузился в прошлое.

Я смотрел на фотографию, стараясь беззвучно дышать, чтобы не тревожить старого учителя.

— Я выбрал карате и пошел своим путем, а Уешиба учреждал айкидо и пошел по своему пути...

И опять старый учитель погрузился в тишину. Я впитывал его своим взором, чувствуя, как какой-то флюид вытекает из него и входит в мое тело. Когда он «вонзил» в меня свой взор тигра, я был убежден, что он мысленно сообщает что-то великое.

Я попросил его секретаря заснять нас вместе на память, и, к моему большому счастью, Ямагучи согласился. Вскоре мы расстались.

Уходя, я чувствовал себя настолько обогащенным внутренне, что невозможно описать словами. Я это чувствовал глубоко в груди.

 


ХРАМ

 

Я бы хотел упомянуть еще одно событие, которое положительно повлияло на поиск своего собственного пути, на возможность приспособить айкидо к реальным ситуациям, несмотря на всё восхищение и уважение, которые я испытываю по отношению к большим японским мастерам, моим учителям и друзьям.

Событие, которое я хочу описать, случилось месяц спустя после прибытия в Токио. Как-то я разговаривал с моим первым учителем об айкидо, о способах размышления во время упражнений, и он мне сказал:

- Иди завтра в ближайший храм. Иди туда, чтобы почувствовать дыхание Дзена, почувствовать энергию, которая появляется, когда люди занимаются медитацией. Попробуй и сам медитировать.

Так как я был готов выслушать любой совет учителя, уже на следующий день я пошел в храм. Это было древнее каменное строение с почерневшими балками. Меня встретили полутьма и какое-то странное бормотание. Вокруг сидели незнакомые люди со скрещенными ногами, с закрытыми глазами и выговаривали тихо какие-то непонятные слова. Я нашел свободное место и уселся. Я не мог присоединиться к тому, что они произносили, и поэтому закрыл глаза. Откуда-то доносился звук триангла, а затем и он утих.

Всюду вокруг меня была глубокая, необыкновенная тишина. Что-то я чувствовал, но не знал что. Понемногу я погрузился в летаргический полусон.

Когда после долгого сна я встрепенулся, в храме никого не было. Попробовал встать, но ноги не хотели меня слушать. Тогда я понял, что, сидя со скрещенными ногами, имитируя японцев, я сделал первую ошибку.

Они пользовались какими-то подстилками, которые не позволяли кровообращению не останавливаться в скрещенных ногах, как это случилось со мной.

Пока все вокруг меня медитировали, подчиняя свой дух вековой дисциплине и направляя его куда-то во Вселенную, у меня ничего не получалось. Вероятно, я задремал.

Тогда я понял, что моё желание походить на японцев было в лучшем случае бледным подражанием. Не может человек из другого мира жить чужими обычаями, не может он вдруг стать японцем. То же самое с айкидо. Только повторение десятками лет старых движений не приносит ничего нового. Айкидо должно иметь свое реальное применение.

Работая двадцать шесть лет и при этом уча и себя, и других, я приспосабливал айкидо к реальным ситуациям и убежден, что мой путь верен. Если бы это было не так, не случилось бы все то, что случилось. Во-первых, не пригласил бы меня, шестнадцать лет тому назад (об этом я расскажу попозже), главный инструктор императорской гвардии показать ему и его людям свой способ работы, то, что я показывал и чему я научил профессионалов Зимбабве, Ливии, Югославии, Казахстана, казаков на Дону...

Покидая Японию, я с печалью подумал о том, как быстро прошли три месяца. Я обещал себе вновь приехать сюда в надежде, что такой случай мне обязательно подвернется.

 


ЕСИНКАН

 

С грустью я много лет вспоминал свое первое пребывание в Японии, ожидая случая вновь посетить Страну восходящего солнца. Эта возможность была мне предоставлена в прошлом. 1993 году.

Думаю, было бы излишним говорить о том, какое возбуждение я почувствовал, когда узнал, что могу поехать в Японию. На этот раз я взял с собой и своего ассистента Брацу Стайича. Мы оба не могли скрыть своего возбуждения, пока самолет выруливал на взлётной полосе, поворачивая свой нос к востоку, навстречу солнцу.

Когда мы приземлились в токийском аэропорту Нерита, у меня было впечатление, что мы совершили посадку прямо в XXI век. Во все стороны мчались бесшумные электрические машины, бесчисленные компьютеры принимали с быстротой мысли бесчисленный поток информации, пока светящиеся табло на большой стене аэровокзала зажигались, извещая пассажиров о прилетах, вылетах, опозданиях... За это время самолеты всех типов и размеров садились или взлетали с нескольких бесконечно длинных взлетно-посадочных полос.

Но мне было известно, что в Токио современные технологии тесно переплетаются с многовековыми традициями.

На этот раз в аэропорту нас поджидал наш друг Бода Миялкович. Я уже упомянул, что он живет в Японии более 25 лет и что он мастер по дзюдо — обладатель черного пояса, шестой дан. Кроме того, он профессор в одном из институтов боевых искусств. Благодаря ему я пережил в Токио то, что казалось лишь моим сном.

Когда мы разместились в симпатичной гостинице среднего уровня, Бода нам сообщил, что уже на следующий день мы пойдем в Есинкан, мировую федерацию айкидо, расположенную в районе Шундзуку-ку, на улице Камиочи-аи, чтобы начать тренировки. Главный учитель в Есинкане был сенсей Гозо Шиода, обладатель черного пояса, десятый дан, который был моим идолом с первых моих шагов в айкидо. Я не мог дождаться момента, когда закончатся все формальности и я предстану перед своим кумиром. Вскоре, к моему большому сожалению, я узнал, что сенсей (которому тогда было более восьмидесяти лет) болен и что он почти не покидает свой дом. Вместо него тренировки будет проводить его первый ассистент Цутоми Чида.

Мы упражнялись два раза в день: утром и вечером после обеда. Я упражнялся у сенсея Чида. Для меня имело большое значение то, что он меня принял, потому что он занимается только с выдающимися мастерами. Надо сказать, что Чида - обладатель черного пояса, восьмой дан. Я сразу заметил, что он с интересом, немного удивленно смотрит на способ моих упражнений, потому что все остальные иностранцы подражали японским мастерам. Когда я разогревался или делал гимнастику - аикитаисо, а также техники, большинство учеников, даже и сам сенсей Чида, внимательно наблюдали за каждым моим шагом. Это продолжалось целых две недели, пока я был в Есинкане. Никто меня ни о чем не спрашивал, не делал замечаний и не прерывал работу. Только наблюдали. Я понял: сенсей Чида уважает мой стиль работы в айкидо, и этого мне было достаточно.

Еще в первый день, когда я узнал, что сенсей Шиода не приходит в додзё, я пожелал увидеть его хотя бы на минутку, поклониться ему и поблагодарить его за все, что он для меня сделал, пожать руку великому учителю...

Когда я сообщил о своём желании учителю Чида, он только отрицательно махнул головой. Я настаивал на своем, но и он также: «Вы желаете невозможного. Сенсей болен, он не появляется в обществе, действительно нет шансов исполнить ваше желание».

Но я был настойчивым до дерзости.

И мне это удалось!

До нашего возвращения в Югославию остались еще два дня, когда мой учитель Чида сообщил, чтобы я был завтра точно в 13.30 в додзё, потому что сенсей Гозо Шиода придет увидеть меня. Не знаю, как я удержался, чтобы не крикнуть от счастья, может быть, я это все-таки сделал. Во всяком случае еще до назначенного времени мы закончили тренировку, искупались, оделись и пришли в маленький вестибюль.

Остальные ученики и служащие Есинкана удалились. Но я видел, как они подглядывают через приоткрытые двери.

Точно в 13.30 двери лифта открылись и мой идол, сенсеи Гозо Шиода, появился в сопровождении двух парней.

С большим сожалением я убедился в том, о чем говорил мне учитель Чида.

Было очевидно, что здоровье Гозо Шиоды очень расстроилось.

Вопреки всему легким и еще крепким шагом мой идол направился к нам. Парень слева от меня наклонился и что-то шепнул ему.

Сенсей поднял взор, и на одно мгновение наши глаза встретились, впитывая друг друга. Были ли это знаки узнавания, любопытства или удивления, или все вместе, не могу вам сказать Я почувствовал, что меня что-то давит, что моя одежда становится тесной, а туман, подобный тому, что я увидел при встрече с сенсеем Гоген Ямагучи, застлал мои глаза.

Все это было очень быстро. Старый сенсей поклонился нам три раза, и мы поспешили высказать ему также наше глубокое почтение.

Не было времени для более длительного разговора. Нас отвели в ближайшее помещение, где сенсей Шиода лично подписал дипломы об окончании семинара в Есинкане и лично нам их вручил. Вдруг я почувствовал в своей ладони теплоту его руки, и в то же мгновение его глаза выразили какую-то недосягаемую нежность. Тогда я его видел в последний раз.

Я узнал, что мой идол, сенсей Гозо Шиода, умер в начале этого года. Я принял эту весть с глубоким сожалением, хотя знаю, что такие люди, как сенсей Шиода, никогда не умирают. Он, как настоящая легенда, еще при своей жизни прошел ворота, ведущие в вечность.

Долго я в своих мыслях повторял каждую секунду нашей последней встречи, проверяя свои собственные чувства. Все это останется во мне до конца моей жизни.

В последний день моего пребывания в Токио большую часть времени мы провели в обществе Боды Миялковича. Хотя он был перегружен своими личными обязательствами, мой друг желал провести с нами последний день.

Так как он долго жил в Токио и его имя стало известным в мире боевых искусств, у него было много знакомств, которые могли открыть любые двери.

Случайно он упомянул, что один из его друзей - главный инструктор императорской гвардии и что было бы хорошо встретиться, так как у нас есть «что-то общее».

Я подпрыгнул на стуле.

— Ты должен это сделать для меня. Ты должен!

— Не волнуйся. Я сделаю все, что могу. Только на это понадобится время. Для посещения императорского дворца нужны особые разрешения от начальника полиции, но тут есть еще один товарищ, инструктор полиции. Это Киоичи Иноке Сихан, вы познакомитесь.

С этой «дурью» в голове я вернулся домой. Настал день нашего возвращения Мы должны были вернуться в Югославию, в Белград. Хотя Бода был знаком почти со всеми в очень высоких местах, для посещения императорского дворца были необходимы определенные бумаги и на их получение надо было потратить много времени.

— Не волнуйся, я буду думать о тебе и сделаю все, чтобы ты мог посетить императорский дворец, - сказал мне Бода при разлуке.

 


ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ

 

Я вернулся в Белград. Мысль об императорском дворце меня не покидала. Я был убежден в том, что Бода сделает все. Вопрос шел только о том, когда ему удастся осуществить обещание, которое он мне дал.

На следующий день после возвращения мне позвонил Бода из Японии.

— Приезжай сразу! Ты получил разрешение начальника полиции посетить императорский дворец и главного инструктора императорской гвардии, — сообщил он коротко.

Кто знает, как я выглядел, потому что моя супруга Верочка смотрела на меня, как будто видит меня первый раз в жизни. Наконец она спросила, о чем идет речь.

— Через два дня я должен приехать обратно в Токио, — сказал я, не глядя ей в лицо.

— Слушай, ты только что вернулся оттуда! Какой Токио сейчас?

Но я ее не слышал. Я уже в мыслях перебирал в голове всех, кто мне мог бы помочь, кто мог бы быть спонсором моей поездки? Сам я не мог оплатить все расходы.

За один день я нашел спонсоров, достал авиабилет и в третий раз направился в Страну восходящего солнца. На этот раз самолет летел через Афины и Бангкок.

Вся техника в аэропорту Нерита, аэровокзал, напоминающий постройки будущего, были ничтожными по сравнению с тем, что меня ожидало.

То, что меня ожидало, принадлежало древней истории, прошедшим векам, о которых были написаны тысячи и тысячи страниц, сняты сотни фильмов, снились бесчисленные сны, из которых один был моим сном.

В кармане у меня была открытка с прекрасным, старинным зданием: на темных городских стенах воздвигнут был дворец из белого камня с многочисленными характерными крышами, которые поднимались ввысь, стараясь достигнуть неба.

Что скрывалось за этими городскими стенами, за этими каменными глыбами? Kaк подъехать к дворцу? Кто меня будет сопровождать? Кого я там встречу?

На следующий день в условленное время за мной зашел молодой человек. Он мне представился, показал разрешение начальника полиции и объяснил, что он будет моим гидом. Он безукоризненно говорил по-английски, так что мы без затруднений понимали друг друга.

Приехав на огромную площадь, мы покинули машину. Площадь была шириной не менее двухсот метров.

— На этом месте несколько тысяч жителей Токио сделали харакири в тот день, когда император Хирохито в 1945 году по радио сообщил, что подписал безусловную капитуляцию, — объяснил мне парень. Я почувствовал, что его голос дрожит.

Одновременно мне показалось, что я вижу озеро крови и безжизненные тела. Я почувствовал странные вибрации, какую-то дрожь в глубине моей души. Были ли это крики 50-летней давности или мне это показалось? Я содрогнулся.

Мы продолжили путь до первого контроля. Просмотрев паспорт моего гида и разрешение, которое у меня было в руках, нас пропустили дальше. Следующая проверка была в одном домике. Вновь проверка документов, телефонный разговор.

Нам предложили сесть и попросили подождать немного. Через полчаса вошел один человек и подошел к моему гиду. Они обменялись несколькими фразами, и мы продолжили путь.

Перед нами возвышался императорский дворец во всем своем величии. Весь комплекс был окружен глубоким, в тридцать метров, широким рвом, заполненным водой. На другую сторону можно было перейти по одному очень красивому мосту.

Я посмотрел в воду. Внизу, в нескольких метрах под нами блестели большие рыбы: белые, красные, черно-белые и золотые.

Когда мы подошли близко, я понял, какое грандиозное здание - императорский дворец. Это были каменные блоки, почти как те, из которых сделана пирамида Хеопса. Мне надо было задрать голову, чтобы увидеть верх дворца. Но времени для изумления не было. В тот момент, когда мы перешли мост, мне показалось, будто я вошел в прошлое.

Именно так. Я это ощущал физически. Шум токийских бульваров и улиц, гул голосов, звуки тысяч машин, автобусов, мотоциклов... все, что было составной частью многомиллионного Токио, сразу стихло.

Тишина.

Бесконечная тишина, которую нарушают только звуки шагов по блестящей мостовой, и пение птиц, скрывающихся в зелени столетних деревьев.

Я шагал по той же дороге, по которой ходили самураи, сегуны, известные полководцы...

У меня появилось желание, чтобы эта дорога никогда не кончалась. Я старался как можно меньше шуметь, чтобы не осквернить величественную тишину. Мы шли медленно.

Два или три раза я увидел седовласых садовников в соломенных головных уборах. Их морщинистые опытные руки работали около куполов столетних бонсаи. Каждое дерево было художественным произведением.

В этом огромном саду каждая деталь была сделана с большим вниманием и вкусом. Каждый камушек был по определенной причине на том месте, на котором находился, ручейки прозрачной воды выскакивали внезапно из густой, невероятно зеленой травы, уже в следующий момент извиваясь по полированной поверхности больших камней, чтобы опять, чуть дальше, погрузиться в траву и исчезнуть в только им известном течении. Все было просто фантастично!

У меня было впечатление, что мы уже на следующем повороте в саду увидим гордых самураев в их парадных кимоно, с каганами и вакизаси за поясом, с побритыми головами и с длинными косичками завитых и завязанных на затылке волос.

Вместо них мы набрели на одно здание, где нас встретили какие-то люди.

Я сразу понял, что это гвардейцы, которые в этот момент были свободны. Мы подсели к ним и, попивая чай, обменялись несколькими фразами. Через полчаса подошел один из служащих дворца и повел нас дальше. Пока мы проходили сплетения коридоров, я сообразил, что это последняя проверка и последний след нашего времени. Я имел в виду камеры, которые нас наблюдали, и сенсоры, которые безошибочно ловили металлические предметы. Мы вновь очутились в просторном дворе.

Наконец мы подошли к додзё. Это было прекрасное здание, все из дерева - от десяти ступенек, которые вели до дверей, до последней дощечки на высокой характерной крыше. По моей оценке, основание этого здания было двадцать пять на двадцать пять метров. Вся его конструкция была поднята на несколько метров от земли и опиралась на несколько столбов. От самой крыши к земле (до высоты в один метр) опускались занавеси из тонко обработанных бамбуковых дощечек.

В метре от пола все было открыто. Это была мастерски сделанная климатическая установка, придуманная двести - триста лет тому назад.

Пока мы шагали, я чувствовал, как старинный пол под моими ногами прогибается.

Я вздохнул глубоко, прежде чем войти в додзе. Большая группа парней, одетых в безукоризненные кимоно, занималась под руководством сенсея. Мы расположились в метре от ковра. Тишину прерывали крики бойцов или эхо ударов бамбуковых палок, с которыми в одной части додзё боролись кен-до-мастера.

Человек, который руководил тренировкой, бегло осмотрел нас и продолжил свою работу. Через полчаса он им что-то коротко и громко приказал. Один из тренирующихся подошел к нему, коротко поклонился и продолжил руководить тренировкой. Главный инструктор подошел к нам. Я ему объяснил, кто я и сколько занимаюсь айкидо, чего я достиг, где открыл школы, с какими мастерами в Токио занимался, кто из них посещал семинары, которые я организовал... Одним словом, я ему рассказал всю мою биографию айкидо. В конце я упомянул и работу в Ливии на обучении личной гвардии и телохранителей президента Каддафи, и это произвело на него сильное впечатление.

Я расспрашивал о методе работы, который применяют в императорском дворце. Меня особо интересовала работа по физической подготовке.

Инструктор был очень любезен, и мы вскоре нашли обоюдную «точку соприкосновения». Было много сходных взглядов в нашем понимании айкидо, в наших способах тренировки. И опять мой подход, путь, по какому я пошел - путь реального айкидо, вызвал интерес у моего собеседника.

Понемногу парни, которые тренировались, начали нас окружать и участвовать в разговоре.

Пока инструктор представлял их как многократных чемпионов в отдельных боевых искусствах, я понял, что в додзе действительно находятся самые лучшие парни Японии. Кто этого не знал, мог бы очень ошибиться, потому что ни один из них не имел мощного телосложения. Все это были невысокие, поджарые парни с продолговатыми мышцами, но заряженные духовной энергией и сверхчеловеческими способностями. Во время разговора мой взгляд часто останавливался на возвышении в центральной части додзё и на деревянном резном стуле, который очень напоминал трон. В конце я спросил инструктора, что это. Он мне объяснил, что император иногда приходит посмотреть, как они упражняются, и что это его место.

Сам додзё, его внутреннее убранство дышали прошедшими веками, также как и вся его окрестность. Все эти украшения, доспехи по его стенам, пергаменты с непонятными мне словами, выписанные неизвестно чьей рукой. Позже, когда мы гуляли в парке, инструктор объяснил, что телохранители императора под его руководством здесь тренируются, бегают, преодолевают препятствия. Другими словами добиваются определенной физической подготовки, представляющей основу любой дальнейшей работы, совершенствования.

Гвардейцы с интересом рассматривали меня, потому что я внешне выделялся. Они спросили меня, поднимаю ли я тяжести, занимаюсь ли я культуризмом.

Я объяснил им, что я в гимнастическом зале провожу столько времени, сколько мне это необходимо, и что я ни в коем случае не культурист. Я им сказал, что долго занимался плаванием и что был многократным чемпионом, и что такое строение тела и такие мышцы я получил от этого. Тогда я решил пошутить, как я это сделал во время моего первого посещения Японии. Все, кому хорошо известны Япония и японцы, знают, что в Стране восходящего солнца почти не пьют молока. Поэтому я упомянул, что пью обязательно два литра молока в день. Парни как-то странно посмотрели друг на друга, когда переводчик перевел то, что я сказал.

Время в додзё прошло быстрее, чем я ожидал, и приличие заставляло меня уважать протокол и чужое время. Мы попрощались с любезным хозяином. Сопровождаемый несколькими гвардейцами, главный инструктор проводил нас до выхода из дворца.

Он крепко пожал мне руку на прощание и обещал вскоре пригласить меня в гости, чтобы показать его ученикам что-то из реального айкидо. Со своей стороны я его пригласил посетить Белград, как только у него будет возможность, побывать на одном из моих семинаров, которые я организую ежегодно, и оказать нам честь своим присутствием.

От моего посещения им на память остались две мои фотографии и десяток фотографий, которые они засняли, пока я был в додзё.

Шагая по садам и потом через мост, я жадно впитывал каждую деталь. Мне казалось, что я принадлежу этому месту, что здесь все настолько близко тому, что мне снилось в моих снах... Но тут произошла неожиданность. Парень, который был моим гидом, вдруг остановился, когда мы подошли к большой площади. Он стал передо мной и глубоко мне поклонился. Я был изумлен. Спросил его, почему он это сделал?

— Благодаря Вам исполнилось мое заветное желание: я посетил императорский дворец. Вы иностранец, и вам это покажется странным. Но то, что я увидел сегодня, — это мечта жизни миллионов японцев. Поэтому я вам буду вечно благодарен, — сказал парень возбужденным голосом.

Тогда и я задумался. Было ли это невероятным счастьем или стечением счастливых для меня обстоятельств.

А может, это результат длительной работы в течение двух с половиной десятков лет. Или это компенсация за то, что я посвятил жизнь айкидо? Не знаю, может быть. Во всяком случае одно мое желание исполнилось, один за другим мои сны начали сбываться.

 

P.S. Написать эти строчки подвиг случай, произошедший несколько месяцев назад в Новосибирске. В местных теленовостях диктор объявил следующее: «К нам приезжает японский мастер экзотического для нас вида спорта айкидо». И это почти в 2-миллионном городе. Правда, есть недалеко Сургут, в котором мэр с теплотой и пониманием относится к айкидо и где огромное количество занимающихся, в том числе, и детей. В том, что они вырастут здоровыми и крепкими людьми, сомневаться не приходится.

В нашей стране, где мальчики с детского сада по институт воспитываются в женских руках роль додзе незаменима. Касаясь только внешней части вопроса, можно заметить, что занятие боевыми искусствами укрепляет не только тело, но и волю, вырабатывает способность к концентрации, умение спокойно реагировать в любых жизненных ситуациях. Так почему бы г ну Толоконскому Виктору Александровичу (губернатору Новосибирской области) не проявить заботу в этом направлении. Никаких огромных бюджетных средств это не требует, нужно лишь внимание к энтузиастам айкидо. Тем более в свете внутриполитической ситуации для власти предержащих это может принести определенные дивиденды.

Вообще, развитие боевых искусств в стране - дело государственной важности, и сделать его лишь руками энтузиастов на местах невозможно.

С. А. И.

 


СОДЕРЖАНИЕ

 

ЖИЗНЬ, ПОСВЯЩЕННАЯ АЙКИДО........... 5

ХРОНОЛОГИЯ............................................. 8

 

ПАНТЕРЫ ИЗ ЗИМБАБВЕ

ЗОВ .............................................................. 9

ВСТРЕЧА ..................................................... 10

ПОКЛОН ...................................................... 12

ДЕВУШКИ..................................................... 12

ВЫЛАЗКА..................................................... 13

ИСПЫТАНИЕ............................................... 14

 

ДЕТИ ПУСТЫНИ

ПРИГЛАШЕНИЕ .......................................... 17

ТРИПОЛИ..................................................... 18

ВОЗВРАЩЕНИЕ........................................... 19

СОСТЯЗАНИЕ.............................................. 19

ПРИКЛЮЧЕНИЯ........................................... 21

ТЕЛОХРАНИТЕЛИ....................................... 22

ПРОВЕРКА .................................................. 24

РУКОПРИКЛАДСТВО.................................. 26

КОНЕЦ ......................................................... 27

КАДДАФИ ..................................................... 28

ОТЪЕЗД........................................................ 29

 

Верица Врачаревич

С ДЕВУШКАМИ

В ЛИВИЙСКОЙ АРМИИ............................... 31

 

Анна Врачаревич

ВОСПОМИНАНИЯ ...................................... 33

 

ПОЕЗДКИ В ЯПОНИЮ

ИСТОК.......................................................... 35

ТИГР............................................................ 37

ХРАМ .......................................................... 39

ЕСИНКАН.................................................... 39

ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ..................... 41